Когда я вгляделся в твои черты (СИ)

— Конечно. Я буду рада. Посмотришь заодно, как я втюхиваю картины богатеньким выпендрёжникам, — мягко съехидничала Микаса и закинула в рот горстку малины.

— Ты мне теперь этого не простишь…

— А ты думал, я после признания буду у тебя в руках плавиться круглые сутки? ― подтрунила она над ним.

Затем приподнялась и потянулась за кофейником. Эрен чуть оголил стиснутые зубы в настырной ухмылке и привлёк Микасу к себе, усадив на колени. Голодные пальцы впились в её мягкие ягодицы.

― Если подумать, в таком случае можешь хоть морально уничтожать меня. Круглые сутки.

Он придвинул кофейник и наполнил её чашку, после поцеловал Микасу в плечо. Она упёрлась кулачком ему в грудь, с восхищением запустила пальчики в волосы на затылке Эрена, принявшись вытягивать их расчёсывающими движениями.

― Люблю, когда ты сажаешь меня к себе на колени, ― наперекор смущению произнесла Микаса, и от собственной смелости у неё закружилась голова. ― И твою дурацкую улыбку с оскалом ― люблю.

― А говорила, что не будешь плавиться в моих руках круглые сутки.

― Заткнись и ешь.

― Как скажешь, детка.

― Ненавижу твою чёртову «детку»!

― Развратничают за столом с утра пораньше. Молодняк… ― шутливо пробрюзжал спустившийся со второго этажа Леви и отодвинул стул для своей жены.

Микаса заметила на лице Эрена искреннее недоумение, когда тот рассматривал супругу её дяди. «Удивлён так, словно знает, почему… Нет, наверное, я просто вижу то, что хочу. И всё же…»

За завтраком Леви не задавал бестактных вопросов, не пытался загнать Эрена в неловкое положение, хотя Микаса была готова к обратному. Напротив, вёл себя радушно и благосклонно, словно той неуклюжей встречи наверху не произошло. Он не хотел навредить племяннице, в особенности сейчас, когда её состояние и без того оставляло желать лучшего.

Проводив Эрена, Микаса в приподнятом настроении собралась и отправилась на работу. День в галерее тянулся долго и скучно. Вереница переработок давала о себе знать, и под вечер Аккерман едва держалась на ногах, но продолжала с любезным видом встречать посетителей. Воздев глаза к потолку, она снова встретилась с изображением могучего Колосса, и в её голову проворной синекрылой бабочкой впорхнуло детское воспоминание о вечере, когда она упала с яблони. «Я совсем позабыла тот его рассказ! Эрен говорил о титанах. О нашей прошлой жизни. Так достоверно, так складно. Неужели он в самом деле… Нет, я не могу этого знать. Вдруг это всего лишь сны и смутные ощущения, как у меня?»

Щёлк-щёлк. Лихорадочная вереница воспоминаний бросила ей под ноги рождественский разговор с Армином о депрессии их лучшего друга, о его постыдном желании уничтожить мир собственными руками. Щёлк-щёлк.

«Мне всегда казалось, что за чертой девятнадцати ничего нет. Но я умер, возродился и стал делать то, что, как я думал, никогда не попробую».

«Почему ты тогда так сказал? Едва ли это совпадение. Почему? Почему?.. Как я должна об этом спросить, чтобы не выглядеть сумасшедшей?»

― Мне нужна картина, мадам, ― раздалось неприлично близко у её левого уха. ― Что-нибудь со смыслом, но чтобы подошло интерьеру спальни. Думаю, описывать саму спальню нет нужды: ты наверняка ещё помнишь, как она выглядит.

Голос-дурман. Голос-несчастье. Голос надменного дьявола в идеально скроенном костюме. Этот голос она помнила лучше, чем проклятый интерьер проклятой спальни… Спальни, в которой она так много изменяла, так сладко отдавалась своему любимому Эрену у дьявола за спиной.

Микаса повернула голову и укололась пронзительным взглядом бывшего мужа. Дементьев пах так же, как и прежде ― чистотой, дорогими сигаретами и дорогим парфюмом. И держался ― дорого. Дурной сон о когда-то недосягаемой мечте. Микасу прошибло холодом и смятением.

― Что ты здесь делаешь? Решил меня позлить? ― сложив руки на груди, полюбопытствовала она.

― Отнюдь. Я выбираю картину.

― Лжёшь и не краснеешь. Ты мерзавец, Вадим.

Галерея почти опустела, коллеги потихоньку начали расходиться по домам, маша Микасе на прощание рукой.

Успев ненадолго заскочить домой, чтобы переодеться, Эрен примчал аккурат к закрытию: влетел в помещение и стал жадно искать глазами свою любовь в лабиринте стен с экспонатами. Наконец он услышал её голос и шустро двинулся на звук, но последовавший за ним мужской заставил Эрена сбавить и шаг и чутко прислушаться. «Чего? Какого хрена этот ублюдок здесь забыл?» — со злостью спросил себя Йегер и выглянул из-за стены со здоровенным авангардным изображением в духе сюрреализма.