Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть

Он посмотрел на меня с удивлением, словно изумляясь, что я помню его цыганское имя, потом резко перевел взгляд на мою руку, удерживающую его, и вновь между его бровей пролегла складка. Жгучий уголь его глаз прожег мою кисть насквозь, и я ощутила, как моя ладонь взмокла. Он не предпринимал попыток высвободиться, но всем своим видом демонстрировал недовольство от моего касания. Я поспешила отпустить его, опасаясь, что проявила непозволительную вольность и гореть ему теперь за это в адском огне. Да и мне, видимо, тоже.

Его реакция выбила меня из колеи, и я растерялась. Как теперь озвучить свою просьбу? Не слишком ли самонадеянно думать, что он удовлетворит ее? Но пребывая в крайней степени отчаяния, я собралась с духом и положилась на судьбу. Будь что будет. Хуже – только отказ от выступления на конференции и разочарование во мне Дмитрия Сергеевича.

– Прости, – сказала я, – мне нужна твоя помощь.

Я взмахнула в сторону учебников и продолжила:

– Я в тупике. Не знаю, как систематизировать всю информацию в короткий десятиминутный доклад.

Он посмотрел на мои книги.

– Какая тема? – спросил он.

Я протянула листок с темой. Затем он сам взял мои наброски. Пробежал по ним глазами. У меня красивый округлый почерк, и он без труда понял их содержание. Поднял одну книгу, посмотрел оглавление, вторую и потом последнюю.

– Может, ты сядешь?

Я подхватила свою сумку и пересела на соседний стул, приглашая его сесть рядом. Шандор оторвался от книг и напряжено посмотрел на освободившееся место. Его брови почти сомкнулись на переносице, и в лице вновь появилась жесткость, которую мы часто у него наблюдали. Затем Слобода покосился на стул напротив, долго буравил его, будто вел с ним немой разговор, и в заключении кинул взгляд на девушку, сидевшую в конце стола. Она водила пальцем по книге и замирая на каком-нибудь слове, переписывала текст из нее в свою тетрадь и не обращала ни на кого внимания. О чем он думает? Переживает, что мы можем помешать ей? А другие его не заботят? И, в конце концов, он обратил свой взор на меня. Что было в этом взгляде? Что я сделала не так? Не понимая причин его молчания, и почему он не садился, я разволновалась, что навязываюсь ему, и у него нет желания мне помогать.

– Прости, – сказала я, – если ты занят и не можешь… Не буду тебя отвлекать…

Шандор вышел из оцепенения и оглядел зал. Особенно задержался на девицах, не перестававших шушукаться, даже невзирая на сделанное им замечание, затем посмотрел на свое место и снова склонился ко мне, не сильно низко, но так, чтобы я слышала:

– Ты можешь пересесть за предпоследний стол на том ряду?

Он указал на столы возле окна, освещаемые солнцем.

– Там удобнее всё обсудить, – пояснил он.

Значит, он согласен?! Он мне поможет?! Ох, ну тогда я пойду за ним хоть на край света! Он взял мои книги, я собрала свои черновики, схватила сумку, и мы направились к его столу.

Следуя за ним, я отметила, насколько он крепче и выше меня. Туфли на низком каблуке лишь немного приподнимали меня над его широкими покатыми плечами, и на каждый его шаг я делала два своих, чтобы не отставать. Эдакая суматошная пигалица, боящаяся наступить на пятки и заслужить выговор от грозного учителя.

Шандор предложил мне сесть за соседний стол и развернуться к нему. Тихо, чтобы не привлекать к нам внимания, он указал на мои ошибки, и возникшие из-за них сложности. Мой доклад лишен живости и интереса, потому что перечислены голые факты без ссылок на первоисточник, а именно они оживляют доклад и отображают проведенную над ним работу. Он предложил мне найти сочинения государственных деятелей, состоящих на службе у императрицы, записи иностранных дипломатов, труды известных историков, и свести воедино мои выдержки из разных источников с воспоминаниями и очерками современников Екатерины, и тогда доклад сразу обретет достоверность и живость.

Я последовала его совету и через полчаса вернулась за стол с двумя новыми источниками литературы. Шандор пробежал глазами по моим рукописям, затем заглянул в одну из книг. Я тем временем с любопытством рассматривала учебники на его столе и пыталась понять в его черновиках, что он пишет.  Но в его записях я не смогла разобрать ни слова, и у меня мелькнула мысль, что с таким почерком ему надо было бы стать врачом.

Шандор нашел в книге воспоминания статс-секретаря императрицы Гавриила Романовича Державина, провел параллель с моими записями, и на примере показал, как соединить их в единое целое. Затем предложил сделать то же самое мне. У меня это заняло больше времени, но, когда я выдала ему результат, он похвалил меня и сказал действовать также по остальным пунктам моего плана. Я озадачилась тем, что и без того не малый объем, возрастет в разы, но Шандор просил не зацикливаться на этом.

– Это нормально, – сказал он, – что на бумаге будет большой объем. Ограничения действуют только на устное изложение доклада. Записывай всё, что у тебя есть, а что из этого осветить на конференции, мы обсудим позже.