Когда явились ангелы

– Но вы верны своему долгу. Вы отбываете вашу вахту, высоко держа голову, с дипломами наперевес, чтобы все видели, а втайне убеждены, что, если сброд попрет на стену, этот рулончик бумаги будет так же бессилен против них, как теории Фрейда. Вы у себя на стене вооружены только одним оружием, в какой-то мере доказавшим свою огневую мощь. Кто-нибудь может сказать остальному классу, что это за оружие? А? Есть предположения? Я вам намекну. Кто оплачивает это августейшее собрание?

Не поднялась ни одна рука. Зал оцепенел. Наконец, презрительно крякнув, старик развернул для общего обозрения салфетку. По краям, вытисненные рельефом, как перечень зарегистрированных клейм скота, были логотипы спонсоров съезда.

– Вот кто! – объявил он. – Фармацевтические компании. Их лаборатории производят ваше оружие – лекарства. Они поставщики военного снаряжения, а вы их покупатели. Этот съезд – их рынок. Каждый из выставочных стендов внизу создан для того, чтобы удовлетворить ваши нужды на стене, убедить вас, что их лаборатория готова снабдить вас самыми современными боеприпасами – новейшими мощными транквилизаторами! Болеутоляющими! Антидепрессантами! Спазмолитиками! Психоделиками!

Последняя категория могла адресоваться столику, где сидели мы с Джо, но из-за черных очков понять было невозможно.

– Вот и весь ваш арсенал, – спокойно продолжал он, – единственное оружие, достоверно действующее и на демона, и на хозяина, в котором он обитает. Несколько химикалий… хотя хозяев уже орды, а имя демону – легион. Несколько хлипких копий и стрел, смазанных раствором, к которому эти орды скоро станут невосприимчивы. Мисс Нихшвандер?

Блондинка уже вышла из-за кулис, чтобы убрать доску. Ни слова не говоря, она укатила ее и скрылась за занавесом. Вуфнер задумчиво сосал мел. Это был единственный звук, слышимый в зале, – никто не шаркнет, не кашлянет, не звякнет вилкой.

– Я прошу прощения, – сказал он после паузы. – Я понимаю, что в этом месте за диагнозом болезни должен последовать прогноз лечения. К сожалению, должен вас разочаровать. Я не знаю, как решить ваши проблемы на стене, и отказываюсь предлагать паллиатив. Мне следовало с самого начала разъяснить, что я не принесу вам спасения. Единственное, что я могу, – образумить вас здесь, в настоящем. Und если вы находите, что груз этого «здесь и сейчас» неподъемен, тогда… ach… – Он презрительно покачал головой. – Тогда задача у вас вполне простая: спуститься со стены и присоединиться к блаженным бегемотам.

Если большинство аудитории заключительную метафору не поняло, я на этот раз не сомневался: прощальная стрела пущена в меня. Он наверняка узнал меня по ходу лекции и у лужи с бегемотами, а может, даже и на фуникулере. Плечи у него повисли, и он протяжно, прерывисто вздохнул; голова его опустилась так низко, что микрофон разнес этот свистящий вздох по всему залу. Все его тело содрогалось от усталости, словно какая-то священная руина, готовая рухнуть под натиском шторма. Потом он снял черные очки; голубой луч, ударивший из-под них, был ослепителен. Крыша храма, может быть, прохудилась, но огонь на алтаре еще горел, голубой, как электросварка, и смотреть на него было так же больно. Не отворачивайся, если он направится на тебя, сказал я себе. Выдержи. Посмотри в лицо Кали с ожерельем из черепов. При первом же палящем касании я опустил голову и уставился на сгустившийся соус вокруг скорлупы моего омара.

– So? Вот и все, ja? Ja, думаю, так. Благодарю вас за внимание. Guten Abend und auf wiedersehen! Мисс Нихшвандер?

Когда я поднял голову, она увозила его в бархатную щель.

«Беллвью ревю» не могли понять, почему их сумасшедшее шутовство вызывает еще меньше смеха, чем того заслуживает – а заслуживало оно чертовски мало. Остаток моего омара был смешнее их: я огорчился, когда официант его унес. Банкет закончился, но гости принялись рассеивать мрачное облако наилучшим доступным им способом: подшучивая над ним. Остаток вечера прошел в усердном питье и насмешках над лекцией Вуфнера. Из-за сильного акцента он был легкой мишенью пародий. В апартаментах, снятых «Лабораториями Ла Буш», веселье стало таким бурным, что добрый доктор Мортимер встревожился – не услышал бы старик.

– Эти насмешки, громкий смех – что, если бедняга окажется поблизости? В его состоянии это может быть опасно.

– Это не смех, – сказал Джо. – Это свист на погосте.

Бражники угомонились далеко за полночь, и Мортимер попросил тишины, чтобы послушать, как играет на своей арфе доктор Туктер. Он оказался идеальным снотворным. Через несколько минут все, зевая, распрощались и разбрелись по номерам.