Когда явились ангелы

Он попытался объяснить ей, что лачужка у пруда – это храм для медитации, а не Кэмп-Дэвид для ветеранов, которые решили предаться воспоминаниям. Кроме того, Дебри планировал занять лачужку вечером. Сэнди засмеялась и велела не рыпаться.

– Я найду где кинуть якорь на ночь. А там посмотрим.

Он не встал из-за стола. Треща без умолку, Сэнди рыскала по кабинету, потом нашла обувную коробку и обчистила ее, забив последнюю траву в косяк. Дебри решил не курить, пока не отделается от околевшего ягненка. От предложенного косяка отказался, и Сэнди, пожав плечами, скурила весь, объясняя в деталях, как перенаполнит коробку до краев, провернув сегодня в городе пару делишек: встретится с тем-то и тем-то там-то и там-то и обменяет то на это. Дебри ничего не понял. Ее энергия паровым катком расплющивала его в блин. Даже когда она выкинула горящий чинарик на сухую траву под окном, Дебри смог выразить лишь весьма немощный протест.

– Боишься подпалить сарай? – завопила, склонившись над ним, Сэнди. – Ах, миста Дебри, да вы никак совсем закопались в своей земле! – Она протопала к двери и открыла ее. – Ну вот. Сэнди ударяется в бега. Что тебе привезти из города? Новую пишущую машинку? Приемник получше – и не западло тебе слушать музыку из этой японской рухляди? Суперскладной ножик? Хо-хо. Сэнди-Клаус все сделает. Ну так что?..

Сэнди застыла в проеме и ждала. Дебри заерзал на стуле, но остался сидеть. Он глядел на ее жирную ухмылку. Он знал, чего она ждет. Вопроса. И понимал, что лучше бы смолчать. Пусть идет как идет, нечего оживлять отношения, симулируя любопытство. Но ему и правда было любопытно, а она ждала, ухмыляясь, и он не смог не спросить:

– А он… э-э… сказал что-нибудь, Сэнди?

Голос застрял в глотке.

Из проема сверкали черные глаза.

– Ты про его, мнэ, последние слова? Может, он смягчил приговор, ну или там напутствовал на прощание? В общем, собственно говоря, в больнице, судя по всему, до того как впасть в кому, он на секунду превозмог себя, и, погоди-ка, что там точно было…

Она ликовала. Вопрошание Дебри оголило всю его безнадегу. Сэнди оскалила зубы. Вот он сидит, Дебри, Гуру Давай-Давай со слезящимися глазами, и выпрашивает знамя, чтоб нести его дальше, и молит об одеяле предсмертной истины, которое сварганил Старый Святой Шут Хулихен: уж оно-то защитит от грядущего ледяного хаоса.

– Ну, если верить нашей хипповой цыпочке, он и правда бормотал что-то, когда отдавал концы на мексиканском матраце, – сказала она. – А ты не видишь тут иронии судьбы? Помнишь развалюху в Пуэрто-Санкто, клинику, где Бегема родила и Мики лежал со сломанной ногой? Там-то и помер наш дорогой Хулихен – от пневмонии, переохлаждения и седативов. Ну же! Ты не просекаешь всей гадской иронии?

– Что он сказал?

Глаза искрились. Ухмылка извивалась в своем жировом гнезде.

– Он сказал, если Сэнди не в маразме, сказал, кажется, «шестьдесят четыре тысячи девятьсот двадцать восемь». Завет что надо, сечешь? Число, гадское число! – Она заухала, шлепая себя по бедрам. – Шестьдесят четыре тысячи девятьсот двадцать восемь! Шестьдесят четыре тысячи девятьсот двадцать восемь! Неразбавленная квинтэссенция абсолютно перегоревшего скоростного торчка: шестьдесят четыре тысячи девятьсот двадцать восемь! Ху-вуу-вуу-вау!

Она ушла, не закрыв дверь, и хохотала, клацая вниз по лестнице и снаружи по гравию. Жалостливо заскулил травмированный автомобиль – Сэнди погнала его задним ходом прочь с подъездной дорожки.

Так смотрите же на того, кто после длительной, только что описанной подготовки (на деле занявшей три дня и захватившей четвертую ночь) наконец выполняет поставленную задачу в полевых условиях: Старик Дебри, безнадежен и безотраден, с непокрытыми глазами, палимыми закоптелым светилом, ступает по непокоренной целине вослед красной тачке. Уставившись в землю, он видит только ползущее под башмаками поле и доверяет одноколесному механизму вести его к предназначению.

Он воображает себя распухшим, наподобие загривка у Сэнди, от невнятного гнева, задымленным до упора тлеющей неупокоенной виной, что так и норовит расцвести ярким пламенем. О, если б он мог выбрать подходящего виновника! Перебирая крупные, способные выдержать огонь порицания мишени, Дебри останавливается на Калифорнии. Вот откуда все пошло, решает он. И первертная парочка членостопщиков, и Сэнди Поуку, и хиппушная цыпа из Окленда, явно из оклендской своры обглотышей, которые месяц назад опять выманили Хулихена в Мексику… все они из Калифорнии! Все началось в Калифорнии, пошло вразнос в Калифорнии и теперь распространяется из Калифорнии, как безумная опухоль, под шкурой целого континента. Вудсток. Большой Улет. Безумие жиреет на глазах. Безумие выживает, процветает и собирается с силами, а Быстрейшийчелназемле замедляет себя до смерти и на прощание дарит миру психованный шифр. Даже эти датские доги – и те из Калифорнии!