Когда идет снег (СИ)

— А завтра встанем и бегом отсюда, да?

— Утром надо будет тщательно обыскать всё, может, что полезное осталось, а потом бегом, да.

— А если это волк или медведь, он же сможет подняться сюда по ступеням?

— Животные давно ушли отсюда.

— Но человек не мог сделать такое.

— Не мог. Ладно, надо поесть, — сказал Старик и потянулся за рюкзаком.

Открыли банку тушенки. Запивали кипяченой дождевой водой, которая осталась после последнего ливня. Старик достал маленькую металлическую флягу с нарисованным на этикетке огоньком и принялся заправлять зажигалку.

На улице наступила полная темнота.

— Ложись спать, я займусь печкой, разбужу через пару часов, — сказал Старик.

— Но ведь трупы несвежие, да?

— Не знаю, на улице холодно, поэтому сложно определить.

— Их же не сегодня разорвали?

— Да не знаю я, ложись спать. И так не выспимся.

Корней снял ботинки и лег на кровать. Костер в мусорном ведре потрескивал и играл языками пламени, озаряя бледное худое лицо парня.

Видно же, что их кусали, ну а кто еще, если не волк или медведь? Старик вечно говорит «не знаю», когда не знает. Нет бы, предположить что-нибудь. Я поражаюсь его спокойствию. Я и раньше замечал, что он никогда не нервничает, но быть спокойным в сегодняшней ситуации — это уже странно. По-любому, военным был. Ничего ведь не расскажет про себя.

Закрывая глаза и проваливаясь в сон, Корней видел, как Старик возится возле печки.

* * *

— Просыпайся! — тряс его за ногу Старик.

— Что случилось?

— Все в порядке, твоя очередь дежурить, — сказал Старик и протянул ему топор.

— Зачем топор?

— Если стая волков нападет, будешь оборонять меня, пока я сплю.

— Не смешно.

— Как начнет светать, разбуди. И огонь в печке больше не разводи, дым будет видно.

Корней с трудом поднялся и посмотрел в окно. Темнота. Сел на деревянный пол напротив кровати и в свете маленького костерка в ведре разглядывал тупое лезвие топора. Тело ломило от усталости, невыносимо хотелось спать.

Еще так долго идти. Может зря я его послушал, и мне нужно было остаться в деревне? Ведь мы как-то жили, выращивали картошку, ели консервы, жили бы и дальше. На картошке протянул бы наверно. Мне же говорили, что я пожалею что ухожу. И что в итоге? Правы все были? Идем черт знает сколько дней, я уже сбился со счету. Спим на улице, пьем дождевую воду, еды осталось… да я даже не знаю, на сколько дней ее осталось. А что я знаю про него? Да вообще ничего. Ушел, поверил, что скоро все замерзнет, поверил на слово. Хотя, с другой стороны, и правда, температура же падает. Вон, на улице уже минус, наверное, а сейчас лето. Такого не было никогда после войны. Картошку выращивать в промерзшей земле что ли? А кроме картошки и есть скоро нечего стало бы. Не знаю я, что делать. Плыл по течению всю жизнь, и сейчас плыву. А какие варианты? Вернуться уже не получится, еды не хватит, дорогу я не найду, карта и компас только у Старика. А если он ошибается? Еще и эти тела под нами. За что мне все эти трудности?

* * *

Проснулся от удара в бок. На улице был день.

— Какой же ты безответственный! — ругался Старик, нависая над Корнеем.

— Извини, я сам не знаю, как так вышло.

— Мы можем рассчитывать только друг на друга, у нас тут нет никого больше! Как мне на тебя надеяться в дальнейшем?

— Ничего же не случилось.

— Сейчас не случилось, завтра случится!

— Просто так все неожиданно. Мы шли спокойно столько дней, и тут на тебе! Я тоже напуган!

— Напуган он! Страх нужно проявлять продуманным и осторожным поведением, а не так, как ты! Собирайся!

— А что собираться, рюкзак одеть, да и все.

Корней хотел предложить перекусить, но потом передумал.

Старик торопливо осматривал полки. Посуда, какие-то документы, пакеты, пустые банки, тряпки. Все полезное давно вынесли.