Я понял, что де Грамейра меня не узнал в облике странствующего актера, и, каюсь, испытал такое облегчение, что простил ему обвинение в измене, — король отвел пронзительный взгляд светлых глаз от Марики и усмехнулся. — Сказал воину чистую правду. Мол, когда мы уезжали из Вальды, принц, по слухам, находился там. После чего весь отряд направился в Вальду, а мы благополучно прибыли в Орс.
Король снова замолчал, Марика подняла глаза, и они с Боэландом встретились взглядами. Точнее, они Встретились. Марика прижала обе руки к сердцу. Все остальные актеры тактично отвели глаза в сторону.
— Но де Грамейра — слишком хорошая ищейка, — продолжил рассказчик после длинной паузы. Через несколько часов после нас королевский отряд прибыл в Орс, а де Грамейра изволил посетить странствующую труппу актеров на отдыхе, чтобы отчеканить, что он надеется завтра увидеть спектакль труппы. Чтобы лично убедиться, что все, кого он здесь видит, действительно актеры. Говоря это, доблестный рыцарь смотрел прямо мне в глаза. Ах! Я, кажется, забыл упомянуть, что гостиницу, где мы остановились, он окружил своими воинами.
Де Грамейра отлично понимал, что наследный принц в балагане участвовать не может. Это несмываемый позор. Что было делать? И мы с уже покойным Каррэ Синелем всю ночь сочиняли спектакль, приемлемый для принца. Все присутствующие здесь актеры не спали всю ночь, разучивая новые роли, чтобы спасти жизнь опальному принцу. Я никогда этого не забуду. Вот так появился спектакль «Наследник», первый в Остарии исторический спектакль.
— О, ваше величество! — восхищенно сказала Марика так, как будто никогда не слышала этой истории от актеров своей труппы, что, по мнению внимательно слушающей Фенеллы, было практически невероятно.
— С утра оказалось, что вся провинция собралась в маленьком Орсе. Принц ведь никак не может выступать вместе с лицедеями. Неужели он предпочтет такой позор, чтобы сохранить себе жизнь? Площадь перед гостиницей была забита народом. Де Грамейра устроился в первом ряду в компании знатнейших людей провинции. Никогда ваша труппа не собирала такого количества зрителей, не так ли, сеньор Мелиор?
— Именно так, — с готовностью подтвердил актер-король.
— Зрители замерли, ожидая обычного шуточного спектакля. Но их ждало отображение их собственного собрания. Актеры изобразили собрание людей разных сословий. И в нужный момент на сцену вышел я. Зрители затаили дыхание. Ни скрипа, ни шороха. Звенящая в ушах тишина. И я начал произносить монолог, который помню до сих пор.
Теперь-то исторические спектакли не в новинку в Остарии. А тогда это было потрясением. Все вроде всё поняли, а придраться не к чему. Речь идет о событиях трехвековой данности. Де Грамейра пришел ко мне тем же вечером и принес присягу на верность лично мне. Ни в какую столицу он меня, понятно, не повез.
— И вам, ваше величество, простили игру на сцене? — с нотками горечи в голосе спросила Марика, — простили тесное общение с лицедеями?
— Мне это вменили в доблестный поступок, — усмехнулся Боэланд. Неторопливо налил вина в два кубка, протянул один из них Марике и отсалютовал ей другим. — Наши люди, донья Марика, могут оценить неожиданное нарушение правил, если это заведомо храбрый поступок.
— Я больше не имею права называться доньей, — еле слышно сказала девушка.
— А вот это решать уже мне, — ответил король.
Марика снова нерешительно подняла глаза, Боэланд, наклонившись вперед, испытующим взглядом смотрел прямо ей в душу. Вновь наступило молчание, в котором Фенелла поняла, что ей надоело быть свидетельницей того, как его величество очаровывает девицу, а все остальные актеры труппы талантливо изображают молчаливую декорацию. И она отправилась к себе.
Ночью над дворцом пронеслась гроза. Вспышки молний озаряли спаленку призрачным светом, от ударов грома звенели цветные стекла витражей в свинцовых переплетах. Когда же гроза унеслась дальше, комнату наполнил свежий воздух с моря. Совсем как в маленьком домике на побережье… Фенелла, проснувшаяся при первых ударах грома, снова вспомнила о смерти матери, встала и, вытирая слезы, подошла к окну. Огромная тень пронеслась над дворцом. Над башней прогрессоров в небо ударил яркий луч и, точно как поводком захватил то непонятное, что кружилось в небе, заставив его опуститься на крышу башни.
Следующий день был днем королевского суда. Его величество воссел на троне в короне и со скипетром в руках. Стены тронного зала, обитые лазоревыми гобеленами с золотым узором, сверкали в лучах солнца, полированный камень пола светился, а золоченое кресло-трон горело в этих же самых лучах, свободно лившихся через распахнутые окна.