Когда император был богом

– Если судить по вашим романам – о японских невестах по фотографиям и о депортации японцев во время Второй мировой – получается, что ваша бабушка дважды «пришлась не ко двору» там, где жила. Сперва ей не нашлось места на родине и пришлось уехать в Америку в поисках лучшей жизни, а потом и США сказали: вы не настоящие американцы, вы японцы, мы вас пока отселим в гетто. Сегодня ваши романы опять злободневны, потому что тысячи людей эмигрируют по политическим причинам и уже не чувствуют себя своими ни на чужбине, ни на родине. Как с этим справляться, что подсказывает опыт вашей семьи?

– Должна сказать, что бабушка все-таки не сама была «невестой по фотографии». «Будда на чердаке» не настолько семейная история, как «Когда император был богом», но да, она очень юной эмигрировала в Америку, пусть и не на ржавом судне с непонятной перспективой замужества по объявлению.

У японцев есть понятие «шиката га най» – невозможность ничего изменить. Это такой фатализм и принятие хода вещей, близкое к буддизму. Не задаваться вопросами «почему?» и «за что?», а просто принять обстоятельства как данность. Какие бы сложности, трудности, испытания ни посылала судьба, их надо принять – шиката га най.

Мне кажется, у американцев японского происхождения было именно такое отношение. И те, кого во время Второй мировой выселили в лагеря, по сути, выживать, были очень сильны духом. Конечно, им помогло то, что многие были вместе. Семьи в основном не разделяли. Хотя семью моей матери разделили, и я пишу об этом в романе – два года она не видела своего отца, он был в другом лагере, но дети хотя бы были с матерью.

Сложность еще и в том, что они не знали, когда закончится война, они жили в этом состоянии неопределенности годами. И даже не знали, смогут ли вернуться домой, когда все закончится, или их в итоге вышлют в Японию. Это был отдельный страх, особенно у молодых, потому что они родились и выросли в Америке и ничего про Японию не знали. Люди реагировали по-разному: одних переполнял гнев, и они вели себя так, словно в их судьбе все разрушено, другие как-то сохраняли спокойствие и после войны вернулись к прежней жизни, хотя это было очень тяжело. Многие семьи были совершенно разорены – они потеряли все, что зарабатывали десятилетиями. Старшее поколение, которое потратило годы на то, чтобы как-то закрепиться в этой стране, потеряло вообще все.

Мне кажется, единственное, что как-то держало поколение моей бабушки – людей, которым было 50–60 лет, – это надежда на какую-то лучшую жизнь для своих детей. На себе они поставили крест и выживали только ради детей. Представляете, какое колоссальное давление на молодежь? Ты чувствовал себя бесконечно обязанным родителям. Мне кажется, моя мать жила так до конца своих дней. Она все время помнила, как много страдала бабушка во время войны, через что ей пришлось пройти, чтобы хоть как-то прокормить детей. Мама всю жизнь стремилась быть благодарной дочерью, все делать правильно и как-то обеспечивать бабушке достойную жизнь, чтобы не вышло, будто родители пожертвовали всем ради ничего.

– А вы? Вы тоже чувствовали это давление?

– Я условно из третьего поколения мигрантов. Мой отец приехал в Штаты из Японии, но вот моя мать родилась в этой стране. И я хорошо понимаю, что мне было уже значительно легче, чем матери и бабушке. Мое поколение чувствовало себя в Америке более уверенно. Хотя в 1960-е, когда я росла, меньше 1 % населения было из Азии, так что вокруг меня практически не было людей, которые выглядели бы как я или похоже.

Сейчас, конечно, все совершенно по-другому, в Америке очень много азиатов. Но, знаете, я столкнулась с ненавистью во время пандемии. Как только начался ковид, поднялась волна хейта, причем по отношению ко всем азиатам, неважно китаец ты, японец, кореец. Это было везде, не только в Нью-Йорке, но в Нью-Йорке особенно. Я никогда прежде не ощущала такого напряжения в воздухе, такой сильной ненависти, открытой и скрытой, по отношению к себе.

Моя мать через это прошла и в лагерях для интернированных, и после – ненависть к японцам после Пёрл-Харбора зашкаливала, и никого не интересовало, что моя мать была девчонкой и вообще родилась в Америке. Но я только в пандемию испытала это на себе – меня ненавидели просто потому, что я выгляжу так, как выгляжу. Для меня это был шок. Хотя и не первый.