Когда иней тает

— Заключив сделку, идут к специалисту-хирургу. Тот берет глаз у продавшего и пересаживает покупателю. Понятное дело, кто глаз продает, тот бедный, весь в долгу как в шелку, безвыходное положение. Хирург вставляет ему на место прежнего стеклянный глаз, а богач через несколько дней уходит с двумя здоровыми. Я знаю один такой случай и сейчас расскажу тебе, — продолжал капитан Негро, хлопнув себя по колену. — Один такой вот богач, некий мистер Бетерсби, окривел на левый глаз и купил себе новый у одного безработного. Этому безработному, видимо, приходилось в Нью-Йорке очень туго, он провел там много мрачных дней и стал очень мрачным человеком. Мистер Бетерсби заключил с этим рабочим довольно выгодную сделку. Хирург пересадил ему чужой глаз. Операция прошла совершенно благополучно. Пролежав целый месяц в роскошной клинике, Бетерсби уехал счастливый в свой громадный богатый дом, а рабочий с искусственным глазом уже на третий день из клиники исчез. Но что получилось? Правый глаз мистера Бетерсби видел людей и предметы на один лад, а левый — на другой. Зажмурит он левый глаз — все вокруг него точно такое, какое было до операции. Жена — красивая, добрая, дочь по красоте не уступает жене, хоть и поглупей малость, сын — настоящий джентельмен, а что касается дома — так это просто великолепный, богато и со вкусом обставленный дворец.

А зажмурит правый глаз и станет глядеть левым — все наоборот. Дом кажется мрачным, страшный какой-то, с толстыми коврами и портьерами, заглушающими всякий звук, поддерживающими в многочисленных комнатах мертвую тишину. Даже глядя в венецианское зеркало на самого себя, мистер Бетерсби видел не почтенного важного директора фирмы, а настоящего крокодила.

Постепенно он раздвоился: у него появилось две души, два ума — соответственно двум разным глазам. Целый день сидел он, запершись у себя в кабинете, и, зажмуривая попеременно то правый, то левый глаз, старался понять, который из них видит истину. Но из этих усилий ничего не вышло. Мистер Бетерсби мучился как проклятый, потерял двадцать три фунта в весе. Тогда он пригласил одного из лучших философов в Америке.

— Скажите мне, — спросил он его, — какой из двух разных моих глаз видит истину?

— Истину? Да она вообще не существует, — отрубил философ. — Она не для нашего жалкого человеческого ума.

— Но глаза мои показывают мне совсем разное, я не могу так жить! — простонал несчастный.

— Спокойней всего быть совсем без глаз, — ответил философ. — Выберите себе какую-нибудь философскую теорию, например, мою, если она вам по нраву, так сказать, и верьте в нее. А коли и этого не можете, так верьте тому, что пишут в газетах.

И философ ушел, а мистер Бетерсби остался в кабинете моргать то одним, то другим глазом.

На другой день он решил позвать пастора.

— Дитя мое, — сказал пастор, — в Евангелии сказано: «Если твой глаз соблазняет тебя, вырви его. Лучше тебе одного глаза лишиться, чем губить душу свою».

Так разрешил вопрос пастор и ушел. А мистер Бетерсби, у которого не хватало духу расстаться с пересаженным глазом, через два месяца сошел с ума…

Капитан Негро весело рассмеялся анекдоту, который он где-то слышал. Наклонился над ящиком и взял серненка в руки.

— Нам надо окрестить его, а мы не знаем, самец он или самка, — сказал он.

Оказалось, самец. Мы стали спорить, какое дать ему имя, но в конце концов сошлись на том, чтоб назвать его Май — по тому месяцу, когда он родился.

Черный капитан вынул из чемодана перламутровые морские раковинки, сделал из них маленькое ожерелье и повесил его на шею нашему крестнику.

НОЧНАЯ ГОСТЬЯ

На другой день мы занялись устройством загона для серненка. Огородили часть поляны возле сторожки жердями, переплели между ними тонкие ветви, ивовые прутья, поставили дверцу — и готово.

Через два дня Май ночевал в своем новом жилище, вместе с Миссис Стейк и ее козленком. Май успел порядочно окрепнуть. Мог бегать не хуже козленка, хотя был гораздо меньше его. Коза оказалась злая — не давала ему сосать вымя, и нам пришлось кормить серненка из рук. Мы наполняли бутылку парным молоком и всовывали горлышко Маю в рот. Он жадно пил и ходил за нами по пятам, как собачка.

Капитан Негро от всей души привязался к нашему воспитаннику и чувствовал все большую неприязнь к козе.

— Как только Май подрастет, мы ее зарежем. Вместе с козленком. Видеть не могу этих желтых глаз, — говорил он, указывая пальцем на Миссис Стейк, которая мечтательно пережевывала жвачку, изредка пофыркивая и тряся бородой.

Наше «хозяйство» сильно приумножилось. У нас были теперь лошадь, коза, козленок, серненок; куры с петухом, купленные капитаном на соседних каменноугольных шахтах, были и кролики. Они целый день прыгали по лесу. Капитан возлагал на них большие надежды: все ждал, чтоб они народили крольчат.

— Лисица их съест, — решил капитан Негро. — Разве ты не слышишь, как Гектор лает?

Он запер кроликов в конюшню, к лошади, и решил опять ехать в город, купить еще несколько штук, на этот раз одних самок.