Цепочка бегущих впереди растянулась. На последней прямой Кальварской удалось лишь обойти студентку института Лесгафта Тулову. Но ей на пятки наседала Большинцова. Зося по дыханию чувствовала, что у Ирины еще большой запас сил, что она сейчас начнет обгонять ее.
«Что же делать? Хоть бы на втором месте удержаться», — выкладывая все свои силы, в тревоге думала Кальварская.
Ирина уже поравнялась с ней, она бежала плечо в плечо…
Впереди мелькнула финишная лента, сорванная грудью динамовки. Показались нацелившиеся объективами фоторепортеры…
И в это мгновение Кальварской в голову пришла счастливая мысль. Она как бы в благородном дружеском порыве протянула Ирине руку. И та, имея возможность обогнать ее, простодушно схватила запястье подруги, и они вместе пересекли белую линию финиша.
На другой день вечерняя газета поместила очень удачный снимок о спортивном товариществе. На фотографии, взявшись за руки, отдавая последние силы, бежали две девушки. И подпись под нею стояла такая: «Мастер спорта 3. Кальварская дружески делит славу с молодой спортсменкой И. Большинцовой».
Увидев этот снимок, Ян покрутил головой, ухмыльнулся и сказал:
— Ловко, Зосенька! Первого места не добилась, а славу получила большую, чем динамовка.
Часть вторая
Глава девятая
Учебный самолет «ПО-2», подпрыгивая и слегка кренясь, бежал по широкому полю, оставляя в росистой траве темно-зеленый след.
Над рощицей показалось солнце, по-утреннему лучистое и теплое, словно умытое росой. С желтевшего луга донесся едва уловимый запах цветов.
Самолет оторвался от земли и начал набирать высоту. Грачиная стая, летевшая к распаханному полю, испуганно шарахнулась от него в сторону.
«ПО-2» большими кругами уходил в синее безоблачное небо, а люди, оставшиеся на аэродроме, следили за ним. Кирилл видел их запрокинутые лица. Придерживая парашютный ранец, он перегнулся через борт — ведь никто его не услышит — и с озорством крикнул;
— Борис, брось задирать голову! Еще рано, шею свернешь!
Ирина, сидевшая за штурвалом, неодобрительно поглядела на него через плечо. Ей не нравилось поведение Кирилла. Человеку разрешили совершить опаснейший экспериментальный прыжок, а он бравирует, выкрикивает какие-то глупости. Ведь там, внизу, товарищи с беспокойством следят за ними. Правда, ей хочется верить, что оригинальный парашют Бориса Валина превзойдет все, существовавшие до сих пор. Но сегодня прыгает Кирилл. Каков-то будет исход?
Пятнадцать раз Ирина взлетала к облакам на этом же самолете. Пятнадцать раз сбрасывали новый парашют с балластом, и только одиннадцать раз он плавно спустился. Какая-то неуловимая погрешность в конструкции мешала безотказно раскрываться шелковому куполу.
Валин извелся, ища причину неудач своей двухлетней работы. Да и сама Ирина не раз изучала скрученные жгутом, полураскрытые полотнища парашютов. И все безрезультатно. Нужно было кому-то дерзнуть, чтобы в воздухе, в полете разгадать ошибку конструктора. И вот вызвался, на ее беду, Кирилл, который даже на самолете упрямо не хочет понять грозящей опасности.
Кирилла смутил недовольный взгляд Ирины.
«Чего она волнуется?» — недоумевал он. Все предусмотрено. Он же летит не с одним валинским парашютом, захвачен еще запасной, с которым проделано более десятка тренировочных прыжков. У него теперь такой опыт, что он может механически, с закрытыми глазами, совершить прыжок.
Валинский парашют им изучен — лучше невозможно. Он его видел во всех стадиях: начиная от чертежа и кончая контрольным экземпляром. Вместе с Валиным Кирилл рассчитывал динамику раскрытия парашюта, собственными руками проверял прочность швов, лямок и прощупывал чуть ли не каждый сантиметр полотнища. Чего же еще надо?
Он вытащил из кармана сунутый Валиным охотничий нож, взвесил его на руке, посмотрел, достаточно ли остро лезвие, и спрятал в ранец запасного парашюта.
Самолет, казалось, недвижно повис на крыльях в воздухе, а сиреневая земля, кружась, убегала вниз.
В зеркальце передней кабины Кирилл разглядел, как раскраснелось лицо летчицы.
«Вот, глупенькая, тревожится, — подумал он. — Надо бы ей сказать, чтоб не беспокоилась. Толкнуть в плечо, что ли? Нет, еще хуже будет».
Ирина решила больше не оборачиваться, — она боялась выдать свое волнение.
Самолет, натужно гудя, кругами поднимался вверх. Альтиметр показывал тысячу метров.
«Скоро будет тысяча пятьсот, а затем… — Девушке стало не по себе. — Зачем я так с ним? Может, последний раз видимся: Надо поласковей». И она оглянулась.
Кирилл, по-мальчишески выпятив губы, задумчиво смотрел перед собой и, казалось, ничего не видел.
«Обиделся, — подумала Ирина и попробовала улыбнуться, но Кирилл не заметил улыбки, он по-прежнему глядел в пространство. — Ага, загрустил! Так зачем же ты соглашался?..»
Ей вспомнились их встречи прошедшей зимой. Виделись они редко — лишь на пленумах райкома и вечерах актива. Всегда радовались друг другу, садились вместе и разговаривали часами, но, словно по уговору, вели себя так, чтобы все видели: они не влюблены, а только дружат.
Ирина даже говорила: