Когда исчезает страх

— Верно, — согласилась она. — Меня вдруг освободили от новой группы, привезли сюда и предложили тренироваться в беге и прыжках в длину. Я этого Гарибана давно знаю, противный дядька.

— Чем же?

— Он себе на уме, спроста ничего не делает, ты увидишь.

Сорвав несколько крупных, поблескивавших в лунном свете яблок, Ирина вдруг предложила:

‘ — Бежим, а то скоро свет погасят.

Прижимая к груди добычу, она устремилась к дому. Кирилл рванулся было за ней, но потом, решив, что райкомовцу непристойно бежать взапуски за сорванцом, таскающим яблоки, пошел степенно, не торопясь.

Ночью ему не спалось — мешала луна. В форточку врывались холодное дыхание парка и шорох опадавших листьев.

На другой день побаливала голова, было скучно без привычной беготни, телефонных звонков, споров, неожиданных совещаний.

Кочеванов забрел на волейбольную площадку. Там прыгала, блокируя у сетки противников, Зося Кальварская. Кириллу захотелось сыграть против нее. Он напросился в команду, но играл из рук вон плохо: то принимал мячи не на кончики пальцев, а всей ладонью, то, не давая паса партнерам, «стрелял» или посылал мяч в сетку. В команде были недовольны его игрой. Кирилл стал волноваться, срывать не свои мячи. Он слышал едкий шепот: «Дырка! Зачем взяли такого?» Плохие волейболисты и те поучали его. И все это творилось при Зосе. А она с ухмылкой поглядывала на него и, когда Кирилл делал ошибку, весело восклицала:

— Спасибо!

Когда команда проиграла с позорным счетом, Кочеванов не вышел больше на площадку.

Он слонялся между белоствольных берез и в скуке думал: «Что же я тут буду делать целый месяц? Взбрело же Балаеву удружить! А эта прыгунья презирает меня. До чего же я стал неловок! Надо бы взять себя в руки и обрести прежнюю подвижность и быстроту. Нельзя позволять мышцам дрябнуть».

За обедом Зося ни разу не взглянула в его сторону, и, может быть поэтому, ему не хотелось есть.

Вечером на веранде опять были танцы. Кирилл уселся на барьер, прислонился к колонне и со скучающим видом смотрел на медленно плывущие пары. Большинцова, заметив его одиночество, подошла и спросила:

— Что ты такой грустный?

— Да так как-то.

— Идем потанцуем?

Ирина потянула Кирилла за руку.

— Нет, не хочется, — отказался он. — К тому же не очень получается.

— Ничего, я научу.

Но Кириллу не хотелось срамиться, и он остался на месте.

Ирину подхватил парень в белом пуловере и закружил. Это был Ян Ширвис. Кочеванов знал его по спортивному клубу водников. Коротко постриженный и широкоплечий спортсмен, с удлиненным тяжеловатым подбородком, умел ловко ухаживать, весело и со значением нести вздор, и все шло ему. Он нравился девушкам и был заводилой в компании парней.

— Небось завидуете? — спросил Кирилла скучавший рядом круглолицый, не по годам толстый парень. — Я тоже, — признался он. — Его зовут Яном, он занимается боксом и не имеет ни капли жира. А вы знаете, что такое иметь лишнее сало? Нет, потому что вы никогда не весили девяносто семь килограммов. Впрочем, и у вас есть мешающий груз. Вы желаете танцевать — и не можете, пробуете резвиться — и не выходит. Не хотите ли прогуляться вдвоем по-холостяцки? Я люблю горький запах осени.

Он взял Кочеванова под руку и повел по темным аллеям парка.

Под ногами шуршали опавшие листья. С деревьев скатывались холодные капли недавнего дождя. Одна из них попала Кириллу на щеку, он смахнул ее рукой, а толстяку показалось, будто его собеседник хочет отвязаться от какой-то назойливой мысли.

— Вам не везет на девушек? — спросил он.

— Да, вроде вашего, — вяло отшутился Кирилл, не желая откровенничать с незнакомым человеком.

Толстяк вздохнул:

— Это правда, девушки не испытывают волнения при виде моей лоснящейся физиономии. А между прочим, я влюблен, и кажется, безнадежно. Ее имя — Зося. Да, да, та самая, с быстрыми ногами. Спортсменка думает, что делает мне приятное, когда говорит: «Как вы хорошо выглядите, мой пуз». Она не знает, что все худощавые считают своим долгом напомнить мне о моем животе, румянце и объеме. А я идиотски улыбаюсь. Поэтому, видимо, и она считает меня славным парнем и говорит все, что хочет. Таков удел толстых, которых словно бы все любят и никто не любит по-настоящему.

— А вы не преувеличиваете? — спросил Кирилл.

— Преувеличиваю! Как бы не так! Нужно толстеть годами, чтобы понять меня. Я родился розовым поросенком. В детстве не бегал, а катался как шар, это смешило даже учителей. А вы знаете, что такое в восемнадцать лет весить восемьдесят кило? На улице, в театрах, на вокзалах я примерял себя ко всем людям. Нарочно голодал, глотал всякую гадость, чтобы чуточку похудеть. Тайком занимался гимнастикой, катался, ползал, прыгал — и только накапливал жир. Я решил замучить себя ученостью. Говорят, что студентов сушат книги, не верьте — ложь! От сидячей жизни к двадцати четырем годам у меня выпятилось брюшко..

— Неужели борьба с животом поглотила все ваши стремления?