Когда исчезает страх

— У нее только шкаф, оттоманка да туалетный столик, можете посмотреть. А книги и бумаги мы сожгли… холодно было, — виновато ответила старшая. — И постельное белье брали.

Сестры провели Валина в крайнюю комнату. В шкафу висели их собственные платья и жакетки, на оттоманке лежали безвкусно вышитые думки, явно не Ирининого производства. Ящики туалетного столика оказались закрытыми.

— У нас ключей нет. Мы не знаем, что у нее тут.

Борис вытащил захваченную из дому связку ключей.

Вскоре все ящики были отперты. Валин принялся просматривать содержимое. Тут были женские мелочи: наперстки, катушки ниток, клубки, тесемки, резинки, пуговицы разных размеров, флакончики и прибор для маникюра, всякие брошки и значки. Лишь в правом нижнем ящике он обнаружил шкатулку с документами, а под нею — пачку фотографий.

Увязав документы и фотографии в один пакет, Валин вновь запер ящики и сказал сестрам:

— За пропажу оставшихся вещей будете отвечать вы. Комнату надо освободить к пятнадцатому. Конечно, приведя всё в прежний вид.

Сестры согласно закивали головами. Валин попрощался с ними и поспешил на телефонную станцию.

В переговорном пункте он ждал недолго. Ровно в десять часов Валина вызвали в кабину. Он услышал далекий голос Яна:

— Борис, да? Здравствуй. Что там у вас стряслось? Если с мамашей — говори без обиняков…

— Нет, не волнуйся, Бетти Ояровна здорова. У меня другое, неотложное… Нашлась Ира Большинцова, ей нужно помочь выбраться из беды.

— Ира? Я не ослышался?.. Где она?

Валин коротко, намеками рассказал о происшедшем и поделился своим планом действий. Яна уговаривать не пришлось, он согласился сразу.

— Сегодня же начну хлопотать! Можешь не сомневаться, — заверил Ян, — отпуск мне дадут. Давай завтра в этот же час опять переговорим по телефону. На всякий случай заготовь копии ее письма, показания мальчишек, фотографии и всё, что найдешь нужным. Поцелуй за меня маму. Мы скоро увидимся. До завтра.

Глава тридцать третья

Ширвис много дней провел в госпитале и в санатории для выздоравливающих. По решению медицинской комиссии его направили в резерв. Ян сразу пошел объясняться с председателем комиссии. Подполковник медицинской службы, поблескивая очками, сказал:

— Видите ли, такие операции, как у вас, явление нечастое. Думаем, что с рубцом на сердце летать рискованно. А вдруг в воздухе оно сдаст, подведет и вас, и нас? Что тогда? Давайте немного подождем и еще разок проверимся.

— Сколько же мне ждать? Так и война кончится.

— Тем лучше. Вы свое отвоевали, и неплохо: Героем Советского Союза стали. А для мирного времени у нас хватит здоровой молодежи. Я бы на вашем месте не торопил комиссию. Вы и так достаточно испытывали судьбу. В Заполярье горячее время схлынуло, и обострений на фронте не предвидится.

Ширвису скучно было в общежитии резерва. Томясь от безделья, он пошел на прием к полковнику Чубанову. Тот теперь командовал дивизией и тоже носил Золотую Звезду Героя Советского Союза.

Увидев на пороге кабинета пышущего здоровьем, подтянутого капитана Ширвиса, комдив обрадовался.

— Вольно! — весело сказал он. Вышел из-за стола и крепко пожал руку Яну. — Вот это по-нашему! Ему в сердце стреляют, а он вытряхивает осколок — и опять жив-здоров.

— Летать не разрешают, — пожаловался Ян.

— Очень хорошо, что не разрешают. Тебя не менее ответственное дело ждет. Будешь отдыхать и представлять военно-воздушные силы на всех торжествах.

— Как это?

— Очень просто. Посидишь в президиуме торжественного заседания, потом поздравишь присутствующих от имени авиации и два-три боевых эпизода расскажешь, у тебя их прорва. Мужик ты остроумный, языкастый…

— Так что же — в свадебные генералы меня определили?

— Ничего не попишешь. Выручай, компанеро. Ведь без толку томишься в резерве, а меня замучили представительством. Ничего не успеваю делать. Либо сам поезжай, либо боевых летчиков подавай на торжественные заседания, да не простых, обязательно Героев Советского Союза, чтобы вся грудь в орденах. Покрасуйся, пожалуйста, за нас, будь другом. Не в службу, а в дружбу. Всего месяц или два, не больше, даю слово. А потом в отпуск пойдешь…

Ширвису по приказанию комдива сшили новый парадный китель, и он стал ездить на машине и вылетать на связном самолете на банкеты и торжественные заседания не только в Мурманск, Полярное, но и в Архангельск. Эта суетливо-парадная жизнь не устраивала его так же, как безделье в резерве. Забегая на аэродром — в землянку родной эскадрильи, Ян проклинал свою жизнь, а товарищи лишь посмеивались.

— Вот мне бы твои неприятности! — говорил один. — С горя прямо бы… на Кавказ махнул.

— А жизнь там — хуже не придумаешь, — подхватывал другой. — Шампанского — залейся, миндаль цветет, черешня рдеет, вода в море теплая-претеплая… Противно даже.