Когда исчезают звёзды

– Я прошу вас, позвольте отправить его домой! Клянусь, он ничего не будет помнить. Он не преступник, чтобы умереть в Мерцающей зоне. Это моя вина, не его. Он такой же человек, как и мы!

Но Косрио был непреклонен. Его ледяной голос прозвучал слишком громко в повисшей тишине.

– Совет миров уже вынес решение по этому вопросу. Он скоро умрёт.

Я не знаю, где у меня взялись силы мужественно встретить приговор. Я чувствовала, как ноги еле держат, но стояла прямо, с гордо поднятой головой. А палач продолжал выносить мне обвинение.

– Более того, за неподчинение приказу и нарушение правил, Совет миров принял решение отстранить тебя от дальнейших экспедиций и военных действий, и заключить в Клетку терзаний на три дня.

У меня закружилась голова. Не понимаю, как я не упала. Я даже не предполагала, что наказание будет столь суровым. Три дня в Клетке терзаний… Меня поставили на один уровень с преступниками. Как жестоко… Но ничего. Я выдержу. Обязательно. Меня не должно это сломать.

Когда Косрио жестом дал команду охранникам подойти ко мне для сопровождения, зал почему-то молчал. Я ожидала услышать гневные речи в свой адрес, увидеть осуждение на лицах, но все молчали, поражённые суровостью оглашённого приговора.

Глава 9

Меня вели во временный изолятор, куда обычно помещали преступников перед отправкой в Мерцающую зону. Там находилось одно из наших совершенных изобретений – Клетка терзаний. Она представляла собой небольшую клетку высотой в полтора метра, а шириной в один, где человек мог только сидеть. Стенки, верх и низ были из тонких металлических прутьев, которые то нагревались, то сильно охлаждались. Человеку, помещённому внутрь, постоянно становилось невыносимо жарко или мучительно холодно. Но это было ещё не самое страшное. Новейшей разработкой оказалось то, что преступник, помещённый в клетку, постоянно испытывал душевные терзания. Его мучили чувства раскаяния, тревоги, депрессии, страха, обречённости. Время тянулось жутко долго. Одного дня хватало, чтобы измотать и вымучить человека до бессознательного состояния. Мне предстояло провести в клетке три дня… Но я не боялась. Меня беспокоило только одно – чтобы потом хватило сил освободить Дениса, если не окажется слишком поздно. Остальное не имело значения.

Три дня ужаса. Три дня без возможности встать или лечь, без сна и еды. Мозг, готов был взорваться от всего, что в нём творилось – навязанных клеткой ощущений. Меня бросало в жар, холод, панический страх и жуткое раскаянье. Наверное, еще день, и у меня бы остановилось сердце. Времени не было. Оно просто исчезло. Была только клетка, которая заполняла меня изнутри и снаружи. Головные боли, депрессия, затёкшие мышцы и невероятное желание умереть, казалось, не закончатся никогда. Я проваливалась в темноту, отключаясь на короткие мгновения, а потом снова возвращалась в ад. Мозг лихорадило и заволакивало густым туманом… А потом… Я перестала что-либо различать. Когда открывала глаза, передо мной был тот же густой туман, который, казалось, не исчезнет никогда. Но однажды сквозь белую пелену, я услышала невнятный голос, который произнёс, что я свободна.

Вдалеке послышались шаги. Чьи-то руки подхватили меня, словно пушинку, и понесли прочь. Я уже не могла различить, действительность ли это или новая, захватившая волна пытки.

Я плыла по странному течению, которое уносило вдаль и бросало из стороны в сторону. Возникали неясные образы и мысли, объединяясь и перемешиваясь между собой в непонятном танце. Казалось, я сплю, и снится кошмарный сон, от которого нет возможности пробудиться. Затем картинки появлялись меньше, течение не уносило так быстро, и до воспалённого сознания стал доноситься невнятный шёпот. Вначале я не могла различать слов, но голос казался очень знакомым, и вскоре я чётко услышала, как кто-то шептал:

– Прости, Арелия… Я не знал, что так будет. Если бы ты смогла простить меня…

Пытаясь приоткрыть веки, глаза больно резанул яркий свет. Несколько секунд я ещё зажмуривалась, но потом различила комнату и силуэт, склонённый надо мной.

      Сидевший рядом мужчина низко опустил голову, держа в руке мою ладонь. Я попыталась освободиться, и он встрепенулся, тревожно всматриваясь в моё лицо. А я смотрела на него и не могла понять – что это, очередной сон или действительность? Рядом со мной сидел Моргисс. На его бледном, осунувшемся лице застыло волнение, а в тёмных, почти чёрных глазах, отражалось всё беспокойство души. Его губы дрогнули в лёгкой улыбке, когда он увидел, что я растерянно не свожу с него глаз.

– Умеешь заставить даже меня беспокоиться – тихо сказал он – Разве так можно?

Я попыталась ответить, но во рту пересохло, и я не смогла вымолвить ни слова. Казалось, язык и губы превратились в распухшую массу. Он осторожно взял стакан с водой, и бережно приподняв мою голову, дал попить.

– Спасибо – еле выдавила я, чувствуя себя очень слабой и разбитой. Совсем не было сил говорить.

Он грустно улыбнулся, погладив меня по голове.

– Какая же ты сильная. Даже сдержалась, чтобы не запустить в меня этим стаканом.