Когда камни кричат

Толпа потянулась к выходу. Рокетт встал, с наслаждением потянулся, вдыхая полной грудью свежий, не отравленный дурманом воздух. Ядовитая дрянь напоминала о себе тяжелой головной болью, режущим расширившиеся зрачки слезящихся глаз солнцем. Поначалу Рокетта едва не стошнило. Но свежий морской бриз выдул из головы остатки дурмана, глаза постепенно привыкли к яркому свету, и только теперь Леруа ощутил, что вышел из страшной церкви живым. Истинная вера? Да развалины того самого «языческого капища» далеко за собором уже не казались такими жуткими. В чем бы ни обвиняли жриц Исмины, только не в отравлении прихожан. Даже голова стала болеть поменьше. Как-то померкли, отошли на задний план мысли о мести Дорстагу ради какой-то незнакомой служанки. В конце концов, сегодня же праздник, а он молод и в кармане от немного бренчит. Почему бы не отметить праздник достойно? Он ведь не каждый день бывает…

Иное дело, Рокетта больше на аркане не затащишь на церковную службу. Ищите дураков в другом месте.

Глава 2

Как всегда на юге, темнело быстро. Едва огневеющий диск солнца коснулся горизонта — и небеса полыхнули чистым, какое бывает лишь ранней весной, пламенем, а морская равнина окрасилась кровью. Казалось, на стенах домов и ветках деревьев пляшут отблески грандиозного пожара. А теплый, влажный южный ветер ворошил волосы, свистел в голых ветвях, шелестел, играя праздничными одеяниями эрхавенок. Он уносил все беды и печали на север, в сторону алеющих снежных пиков, а взамен нес аромат моря и новые надежды. В такой вечер не хотелось верить, что отец Маркиан осмелился на такое. Не хотелось думать о том, что предательство и вероломство необходимо карать. Хотелось просто вдыхать этот соленый воздух приморского города, радоваться и любить. Жить. И с головой окунуться в праздник.

Рокетт размашисто шагал по замусоренной улице. Как и весь город, улица съежилась, по обочинам заросла крапивой, то с одной, то с другой стороны чернели провалами окон мертвые руины. Тут, в Старом городе, руин немного, а вот на окраинах, где-нибудь на Девичьей, Гончарной или Рыбачьей редкостью были обитаемые дома. Как и всем эрхавенским мальчишкам, еще недавно ему запрещали лазить в мертвые кварталы — и, как и остальные, Рокетт плевал на запрет. Хотя, вроде бы, и нечего искать в прогнивших развалинах, где и в лучшие времена жили отнюдь не богачи. Впрочем, упадок ощущался и здесь. Невозможно поверить, что пару веков назад тут был проспект огромного города. Да мало кто об этом уже и помнил: в школе отец Маркиан рассказывал о прошлом Эрхавена на удивление скупо и невнятно, зато каждую победу Темесы расписывал невероятно.

Некоторое время Рокетт шел тем же путем, которым добирался сюда днем. Добравшись до Осеннего проспекта, решительно свернул и зашагал прочь от порта. Постепенно запустение становилось все заметнее, дома становились все неказистее, и все чаще попадались развалины, окруженные запущенными садами. Из этих садов по городу расползались змеи, но вырубить их не поднималась рука: вступив в заросли, работник рискует не меньше, чем солдат на поле боя. Змеи очень не любили вторжение в свои владения. Хорошо хоть, там, где были змеи, не любили играть дети…

Проплыла над головой арка ворот в толстой потрескавшейся стене, Старый город сменился Новым. Здесь разруха не исподволь накатывала, закрепляясь в брошенных домах и оттуда расползаясь по кварталам, тут она царила уже век, и вся северная половина Эрхавена была, по сути, огромной руиной с редким вкраплением жилых домов. Притом их с каждым годом становилось все меньше. Разумеется, отсюда тоже ползли змеи, а еще в развалинах находили приют нищие, разбойники и влюбленные. Иногда Магистрат принимал решение снести брошенные дома, но стоило посмотреть смету расходов — и решимость пропадала, а на ее место приходило наплевательское: «И само рухнет». Но прочно строили предки, и рушиться окончательно даже бедные домишки не желали.

Как бы плохо ни было тебе лично, праздник есть праздник. В том-то и его прелесть! Хотя Рокетт углубился в почти необитаемые, заросшие крапивой кварталы, провалы окон зловеще чернели в сгущающейся мгле, а запахи гнили и запустения вырывались из развалин, народу встречалось все больше. Люди тянулись туда, куда отец Маркиан и темесцы ночью не полезут, а эрхавенцы не выдадут.

…А он и представить себе не мог, что в Эрхавене еще осталось так много народа. Не сотни — тысячи горожан, в том числе и симпатичных девушек, протискивались к заветному пустырю. Когда-то тут была небольшая площадь, дальше начинался квартал, застроенный полуразрушенными семиэтажными домами — памятником былого перенаселения. Но там людей не было, даже мародеры давно выгребли все, что смогли. А посреди пустыря сложен огромный костер — когда его зажгут, он будет гореть всю ночь, сжигая грехи и беды ушедшего года. Ну, а кто наберется смелости и прыгнет через пламя, в будущем году наверняка обретет свое счастье.