Когда камни меняют цвет

— Это просто издевательство какое-то, — всхлипнула сквозь смех узница, но оборвала саму себя, покачала головой и повторила: — Чушь.

И вот ее тюремщик явился вновь. Он поставил на стол поднос с завтраком, и лейра не удержалась от шпильки:

— Вы решили стать моим прислужником, риор Дин-Шамис?

— Я готов стать для вас многим, Ирэйн, — ровно ответил он. — Скажите, да, и вы убедитесь в этом.

Узница промолчала, не спеша откликнуться на чаяния тюремщика.

— К чему это упорство, когда я могу дать вам многое? — спросил Шамис, не сводя с нее взгляда.

— Вы обещали дать мне время, — напомнила женщина, снова отворачиваясь к маленьким язычкам пламени.

— И я держу свое слово, хоть и не вижу в этом смысла, — ответил мужчина, подходя ближе. — Вы — бесправная узница, отверженная и оставленная в этой крепости до конца ваших дней. Что ожидает вас? Ничего. Тихое помешательство от бесконечной череды повторяющихся дней. Ни радости, ни счастья — ничего, что сопровождает жизнь лейры за стенами темницы. Вы еще молоды и привлекательны, ваше тело жаждет мужских ласк. И не вздумайте говорить, что это не так. Вчера вы дали мне возможность убедиться, что вовсе не холодны. В вас сокрыт огонь, Ирэйн, но он угасает, я же хочу вновь раздуть его…

— Довольно, риор Дин-Шамис, — произнесла узница, поднимаясь на ноги.

Затем ухватила стул на спинку и отнесла к столу, где ее ожидал завтрак.

Женщина рассмотрела то, что принес ей смотритель, и усмехнулась — завтрак был изыскан.

— Вы балуете меня, — сказала она.

— И готов много сделать для вас, Ирэйн, — ответил он и сел напротив, как и за день до этого.

Узница мазнула по смотрителю взглядом и покачала головой.

— Чем вы недовольны, Ирэйн?

Женщина не ответила, она глядела на поднос и думала, что стоит отказаться от очередного подношения, что это станет новым витком пут, которые накидывает на нее риор, но тюремная пища приелась настолько, что сейчас вдруг вспомнились булочки, которые пек кухарь в ее родовом замке. Ребенком Ирэйн отказывалась от них, не любила и даже плакала, когда нянька или матушка настаивали. А теперь ее рот наполнился слюной при одном воспоминании.

Лейра гулко сглотнула и отщипнула кусочек от похожей круглой булочки, лежавшей на серебряной тарелочке. Она отправила кусочек румяной корочки с чуть сероватым мякишем в рот, закрыла глаза и тихо вздохнула, наслаждаясь вкусом. Почти как дома, как в далеком и безоблачном детстве…

— Боги, Ирэйн…

Чуть охрипший голос смотрителя ворвался в светлые воспоминания женщины, разом отняв маленькую радость среди окружающего ее сумрака. Она открыла глаза, посмотрела на мужчину и, нахмурившись, опустила взгляд в тарелку. Узница все-таки начала есть, чтобы спрятаться за этим нехитрым действом от жадного взгляда риора, не отпускавшего его. Глаза она больше не закрывала, даже удовольствия не чувствовала от нежной пищи, о которой успела забыть. Ела больше для того, чтобы поднос поскорей опустел, и смотритель ушел.

— Благодарю, — сухо произнесла женщина, закончив трапезу.

— Если вы хотите какое-то блюдо на обед…

— Нет, не хочу, — резче, чем следовало, ответила Ирэйн. — Не стоит баловать меня, риор Дин-Шамис. Я — узница, и не должна забывать об этом. Госпожа и без того была добра ко мне, позволив больше, чем остальным заключенным. Этого достаточно.

Мужчина усмехнулся. Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

— Вы не хотите быть мне должной, — уверенно произнес он. — Я настолько вам не нравлюсь?

Лейра коротко вздохнула. Она надеялась, что смотритель уйдет, и они встретятся не раньше, чем придет время для прогулки. Но назойливый посетитель никуда не ушел. Он ожидал ответа, и узница заговорила:

— Вы не свободны, риор Дин-Шамис. Эта связь не принесет ни вам, ни мне ничего хорошего. Мой удел — заточение, ваш — служба. Давайте жить так, как нам велит наша судьба. Для меня нет места в вашей жизни.

— Довольно, — резко ответил Шамис. Он поднялся из-за стола и приблизился к лейре. — Да, я женат, и моя жена находится в Шамисе. Она воспитывает наших детей, и, хвала Богам, что это так. Но я не там, я здесь. И мое сердце со мной. Оно бьется в моей груди, и бьется чаще, когда я думаю о вас, Ирэйн. Вы не слепы и не глупы, потому понимаете, отчего я стараюсь угодить вам и сделать заточение хоть немного приятней. И почему на прогулках вас сопровождаю я сам, вы тоже прекрасно понимаете.

Лейра тоже поднялась из-за стола и отошла к окошку, вновь увеличив расстояние между ними. Она поджала губы и отвернулась, отчаянно отыскивая повод к прекращению опасного разговора.

— Вы дороги мне, Ирэйн, — продолжал риор, неспешно приближаясь к узнице. — В Архон, я влюблен в вас! И что в том, что я желаю быть близок с вами? Вы не девица, я взрослый мужчина…

— Я — узница! — воскликнула женщина, опять увеличивая расстояние между собой и риором. — Мы слишком в разном положении, чтобы говорить о какой-то связи. И я не хочу, чтобы вы использовали меня, как утешение в отсутствии супруги…