Хиллари смутно слышала шум льющейся воды и чье-то фальшивое пение. Посреди ночи? Она попыталась рассмотреть цифры на электронном будильнике, который захватила из своей спальни. 5:30. Она еще раз скосила глаза. 5:31.
Даже в самые цветущие свои дни Хиллари считала, что утро начинается не раньше 6:00, а все, что до того, относится к владениям сонного царства. Она повернулась на другой бок и попыталась заснуть снова. Однако шлягер «Ты для меня лишь гончий пес» в исполнении Люка вызвал в памяти венчальную капеллу в Гатлинбурге. То-то Люк распевает его во все горло.
В конце концов она сдалась и включила ночник, питая смутную надежду обнаружить под рукой какой-нибудь предмет, годный, чтобы запустить им в Люка. Не то чтобы ей хотелось стукнуть его — нет, просто угомонить до более сообразного часа.
Но когда Люк появился из ванной, прикрытый лишь повязанным вокруг бедер купальным полотенцем, Хиллари решила, что, пожалуй, есть свои преимущества в раннем вставании. Мгновенье спустя она уже сидела на кровати и любовалась открывшимся видом. Говорят, нет большего удовольствия, чем видеть предутреннюю росу, выпадающую на заре. Но роса росой, а по ее, Хиллари, мнению, ничто не сравнится с наслаждением наблюдать, как капли, сверкая, стекают по широкой мускулистой груди Люка и, минуя уязвимый для щекотки плацдарм между пятым и четвертым ребрами, катятся по его плоскому мускулистому животу.
— Уже проснулась? Молодец! — приветствовал ее Люк.
Проснулась и чуть ли не кудахчу от восторга, устыдила себя Хиллари в порядке самобичевания.
— Знаешь, я думаю… — начал было Люк. Хиллари тоже думала. Думала, как бы убрать полотенце с его бедер, чтобы он предстал в полной своей красе.
— Хиллари, ты меня слушаешь? — окликнул ее Люк.
— Да-да. Прости, — вскинулась она, мгновенно возвращаясь к действительности, потому что Люк уже уселся в изножье ее кровати. Кажется, он чувствовал себя слишком уютно, чтобы она могла пребывать в безопасности.
— Я сказал: по-моему, есть еще одна причина считать, что присутствие экономки здесь будет очень кстати. В особенности, — добавил он, — если эта леди окажется недурна собой.
Хиллари нахмурилась:
— Не понимаю. О чем ты?
— Я забыл сказать тебе вчера, но у меня есть основание полагать, что вся эта свара; между твоим отцом и моим завязалась из-за женщины.
Что и говорить, новость для Хиллари неожиданная. Всякий раз, когда она пыталась навести разговор на причину вражды, отец заминал вопрос или напрочь отказывался его обсуждать.
— Откуда ты взял?
— Из того, что твой отец сказал мне вчера.
— Что именно?
— Он упомянул какую-то женщину. Но не твою мать. Ты что-нибудь о ней знаешь?
— Нет. Насколько мне известно, он ни с кем после развода не встречался. Так, чтобы всерьез. А когда у него был роман?
— Этого он не упомянул.
— Так, может, еще до того, как он женился на моей матери?
— Нет. Он сказал, что женился бы на ней если бы не мой отец.
Вот те на! Хиллари ушам своим не верила. Она понятия не имела, что отец всерьез собирался вторично жениться. Почему же втайне от нее? И эту последнюю мысль она высказала вслух.
— Не знаю почему, — ответил Люк. — Может, ты тогда была в Чикаго. Может, просто постеснялся заводить об этом разговор.
— Но женитьба — очень серьезный шаг. О котором думают и думают. Никто не поступает так, как ты, — добавила она.
— Я о нашей женитьбе долго думал, — запротестовал Люк.
— Угу, целых пятнадцать минут!
— Зато ты трепыхалась целую неделю.
— Я не трепыхалась, — надменно вскинула подбородок Хиллари. — Я думала. Взвешивала все «за» и «против». И потом, я все-таки вышла за тебя, — мрачно констатировала она, — впрочем, речь не о нас, а о моем отце.
— Симпатичная экономка для твоего отца — шаг разумный. В его жизни не хватает женщины. Она должна отвлечь его от вражды.
— Кажется, это наша женитьба должна была отвлечь его от вражды? Разве не так?
— Так. Должна была. Это первый шаг. И он уже сказывается. Отвлекает. — Люк имел в виду вчерашнюю стряпню.
— Результатов пока не видно, — возразила она. — Пока ты даже не объявил о нашей женитьбе своему отцу. Или объявил? Люк помотал головой.
— Ты к нему собираешься?
— Нет. Я позвоню ему в течение дня.
— Нервничаешь? Боишься порадовать его новостью? — насмешливо бросила она. — Ах да, забыла! Я же говорю с человеком, у которого стальные нервы.
Глядя в ее искрящиеся ехидством глаза, Люк проскрежетал сквозь зубы:
— Теперь у меня не только нервы стальные, а и еще кое-что.
— А ты прими еще раз душ, перед тем как пойти на работу, — посоветовала она, не выказывая и тени смущения. — Только на этот раз холодный.
— Я не иду на работу, — отрезал Люк, направляясь к своей спортивной сумке. — Сегодня воскресенье.
— Зачем же было вскакивать ни свет ни заря?
— Для утренней пробежки. — И он помахал спортивными трусами типа «все наружу».
— Не смей выходить в этом на улицу!
— Не сметь?
— Не смей. Это неприлично! — запальчиво воскликнула Хиллари.