Когда кончаются игры

— Ну да, я слышал. Потому и говорю, что твое возвращение очень радостно и внезапно для всех нас. Я тут поискал того, кто мог продать тебя докторам… Ты же знаешь, их исследовательский центр нам не подчиняется, но я бы приложил все силы, чтобы вытащить тебя оттуда.

Кай начинает понимать, к чему идет разговор, поэтому не спешит садиться напротив, стоит у самой двери. Заметив это, собеседник мягко подзывает:

— Подойди. Ты мне не доверяешь? Что я могу тебе сделать? Убить?

Кай улыбается, будто это была шутка, но делает лишь несколько шагов к столу. Разговаривать с этим человеком так же нервно, как сдавать экзамен строгому преподавателю.

— Вы выяснили, кто меня продал, — напоминает Кай. Его собеседник улыбается.

— А то ты не знаешь.

— Пожалуйста, я старше вас на двести лет минимум, — вздыхает Кай. — Прекратите вести себя так, будто меня воспитываете. Я знаю, что случилось с тем, кто сдал им мой номер и адрес. Как знаю и то, что вы так не поступите, я еще нужен вам.

Это Кай знает из прошлого этой личности. Но нужен как опасный террорист, который может напугать общество. Когда люди спокойны, они начинают думать. Когда люди напуганы, они ищут защиты у сильных мира сего, и этот человек поддерживает не идеи Кая, а сам образ того, кто способен уничтожить этот мир.

— Вольфганг, ты мог сдать его нам. Его не нужно было убивать. Мы бы просто проучили его, ты бы окатил его своим презрением, и все были бы счастливы. Политика это прежде всего лицемерие. Убийство неугодных — это уже какое-то средневековье.

Кай это понимает. Он не может сказать, что не замешан в этом, потому что если выяснится, что Хаски убил человека по своей инициативе, а не по его приказу, то они попытаются убить самого Хаски. Они потребуют у Кая выдать его, а если тот откажется — лишат поддержки.

— Уже пора? — спрашивает голос Гидры. Она тоже чувствует нарастающую опасность.

— Я не могу действовать с оглядкой на то, кто с кем дружит. Я уже был у докторов раньше… я проходил нечто страшнее, чем ваши доктора, еще до того, как понял, что бессмертен. Он ведь продал меня не за деньги. Продал за то, за что меня с радостью продали бы все вы — узнать, как жить по-настоящему вечно.

— Опомнись. Тебе нужно просто признать, что ты не прав…

— Так случится с каждым, кто снова попробует сдать меня в лабораторные крысы, — выпаливает Кай. Боль не приходит внезапно — Кай ждет ее с того момента, как заговорил. Эта боль — укол в сердце, такой сильный, что Кай падает на колени, в глазах темнеет.

— Мне нравится твой бунтарский характер, — собеседник поднимается, выходит из-за стола и останавливается над Каем, так близко, что мог бы при желании пнуть в лицо. — Сразу видно, что ты человек того века. Что ты рожден еще во времена двух мировых войн. Но ты должен понимать, что не стоит перечить человеку, у которого ключ к твоей смерти.

Когда Каю кажется, что он сможет подняться — новый разряд прошивает сердце, он снова опрокидывается на пол, сворачивается клубком, будто это может его защитить.

Собеседник, заметив попытку вернуться к двери, делает несколько шагов, чтобы оказаться между Каем и выходом.

— Так что варежку-то особо не разевай. Потому что без моей поддержки ты бы так и так оставался подопытной крысой. И я всегда могу тебя туда упрятать. На этот раз насовсем.

Пульт в его руке похож на брелок к машине, но при нажатии кнопки Кая прошибает разрядом в сердце.

И все же, находясь лицом к двери, он замечает, что та приоткрыта, и коридорная тьма вползает в кабинет. И видит, как напрягается рука в движении снова нажать кнопку, но до этого руку, как ветку, ближе к локтю гладко срезает, и вместе с пультом она падает на пушистый разноцветный ковер. Кай глохнет от крика боли, но еще лежит на полу, тяжело дыша, приходит в себя. Рукой в черной перчатке Хаски зажимает политику рот, говорит, будто ребенка успокаивает:

— Ну-ну, с железной рукой круче. Я тебе пару адресов оставлю. Если б мне предложили выбирать, я бы выбрал железную руку. Но мне не предложили, а я все равно тебе советую. Оно практичнее.

Настолько больно, что Кай возвращается в игру постепенно, будто пытается заводить машину, которая все глохнет. Перед ним — рука с подрагивающими пальцами и пультом на ладони. Сначала Кай забирает пульт, потом поднимается, неспешно, как раненный. И следующим резким движением отпихивает Хаски от политика, заносит руку со сжатым в ней пультом, второй надавив на щеки, заставляет его открыть рот, но перед ударом его руку перехватывает Хаски, оттаскивает от бывшего мучителя, теперь ставшего жертвой.

— Тише, тише. Я за тебя отомстил уже. Хватит с него. Мы же за этим устройством пришли, так?

Кай успокаивается молча, дышит часто, опустив голову, больше не вырывается.

— Ну ты даешь, — немного удивленно прибавляет Хаски.

Дроид ждет у машины, когда из особняка выходит сначала Хаски в темной рубашке, затем уже Кай в накинутом сверху пиджаке.

— Чувствую себя грабителем, — усмехнувшись, Дроид открывает дверь капитану. Тот садится на заднее сидение, сползает по спинке вниз и прикрывает глаза. — Все плохо?