Когда кончаются игры

— Как договаривались, — вздыхает Кай, будто говоря: «Что с тобой поделать».

Движение, случившееся за столом, пока он отвлекся, зеркалом отражается на Дроиде — он вскидывает оружие, как привязанные за ниточку, неуверенно поднимаются дула остальных автоматов. Кай оборачивается, чтобы увидеть, что во главе стола встал премьер-министр, и улыбка у того жабья, неприятная, какой никогда не бывало, когда он работал на камеру.

— Вот и все, — выдыхает он тоном, будто победил. — Я отправил отряд зачистки в твою «скотобазу». И приказ могу отменить только я, потому что только я знаю пароль. Даже если ты все тут взорвешь и выберешься живым из ада, ваш проект будет уничтожен. Умрет твоя новая эра и тебе придется иметь дело с нами, со старой. Хотя нет, не придется, потому что… Ты не понял? Не приближайся!

Кай подходит быстрым шагом, проскальзывает под выпадом в попытке защиты и выпрямляется уже вплотную к министру, положив ладонь ему на затылок и прислонившись своим лбом к его, глядя глаза в глаза. Вокруг них волнуется человеческое море — старики в деловых костюмах думают, что самое время бежать, но прицел останавливает их, а вместе с дулом оружия Дроида на невидимых лесках за их движениями следят и автоматы в руках таких же безвольных полувзрослых. Они не растерянные, они помнят про то, что они — лишь скотина для этих людей, что нужны в этом мире они только Каю и другим бессмертным, и зная это они готовы сражаться за него на смерть. И безоговорочно верят, что Кай их спасет, и их друзей, семью, прежнее место, которое для них уютная Родина.

Кай хотел бы знать только пароль для остановки операции, но он не всегда может контролировать ту информацию, что высасывает. В случае с Хаски он даже направлением потока памяти управлять не смог, и кроме пароля Кай получает тонну бытовухи, политики и грязи. Такой, после которой хочется промыть мозг с мылом.

У Кая есть слабость. Можно сказать, она досталась ему от отца, но не на генетическом уровне — скорее именно отец своими действиями взрастил в Кае эту черту. Он не выносит людей, которые пользуются беззащитностью, слабостью и безответностью жертвы. В его понимании Акросс не такой, ведь Кай сражается, даже если силы не равны, и Акросс никогда не стал бы издеваться над ребенком или безобидным животным. От захлестнувшей грязи Кай забывает о том, что новое поколение не должно видеть, как убивают. Рука сама, вздрогнув, как в гипнозе вскидывается, и Кай стреляет в лоб прежде, чем кто-либо успеет испугаться.

Проходит секунда, сравнимая с пиком горки на аттракционе, прежде чем вагонетка ухнет вниз, а потом снова в два круга рождается движение — паника среди захватчиков и ужас среди захваченных. Неповоротливые люди в деловых костюмах, заметив, что больше на них не смотрят все дула разом, что среди противников смятение, вскакивают, но их, как пастух, своим страшным взглядом-прицелом рассаживает по местам Дроид. Девушки плачут, кого-то из парней тошнит, и он шумно срыгивает, скручивается, в попытке не опозориться, удержать в себе. Осмотревшись, Кай принимает эту ответственность, это он показал им, как умирают люди. Показал после того, как привел их в бой, попытался сделать хищниками, вместо скотины. Вспомнив об этом, Кай повышает голос, говоря:

— Внимательно смотрите. Смерть выглядит так.

И у него самого к горлу подступает рвотный комок, потому что он вспоминает — себя, маленького у перил балкона и кляксу крови на асфальте снизу, и еще пытающееся ползти существо, скулящее так, что слышно и на пятом этаже. Животное, что пару минут назад лизало ему руки и жалось к детскому животу в поисках тепла. Щенок, которого он рискнул принести домой.

У Кай в семье было не всегда плохо. Когда отец был трезвым, он читал ему книги и покупал машинки и шоколад, хотя делал это не из желания загладить вину. Просто потому, что был отцом и так обращаться с ребенком было принято. Мама же до поры никогда на него руку не поднимала, но и не заступалась. Кажется, в тот день нервы у нее сдали. Кай очень долго думал, что был виноват сам — ему так хотелось собаку. Мама отказывалась брать щенка домой, он упорствовал, уговаривал стандартными фразами о том, что станет сам с ним гулять и ухаживать за ним, что собака будет спать у него. Кай ни за что не хотел уступать и мама, и тогда морально уставшая от несовершенства их семьи, сорвалась — схватила за шкирку взвизгнувшего щенка и швырнула через перила балкона.

Министр с простреленной головой был для этих новых людей тем же, чем тогда для Кая щенок — первым столкновением со смертью. И таким же шокирующем.

— А мы остальных тоже перестреляем?