Когда кончится нефть и другие уроки экономики

В 1992 году всем экономистам в мире хотелось помочь России и другим бывшим социалистическим странам выбраться из экономической трясины, в которую их завело централизованное планирование. Надо было приватизировать компании, с управлением которыми не справилось коммунистическое правительство. Но что делать в ситуации, когда бюджет участников аукциона ограничен, то есть они в принципе готовы были бы отдать за продающийся объект больше денег, чем у них есть в этот момент? Если нет развитого кредитного рынка (а его, конечно, не было), эта ситуация совсем не удивительна.

Маскин предложил такое элегантное теоретическое рассуждение. В ситуации, когда бюджет участников аукциона ограничен, наиболее эффективный аукцион – когда платят все, кто в нем участвует. При таком аукционе объект получает участник, заплативший самую большую сумму, но всем участникам придется расстаться с их ставками, поданными в конвертах, независимо от исхода торгов. Соображение простое: из всех форматов аукциона в этом будут самые низкие ставки. Активно торговаться в таком аукционе – себе дороже, платить-то придется даже в случае проигрыша. Значит, в нем и ставка победителя будет низкой по сравнению со ставками победителей при других форматах аукциона. Получается, именно этот формат минимизирует шансы столкнуться с ситуацией, когда тот, кто ценит актив выше всего, упрется в нехватку денег.

Сейчас невозможно себе представить крупные торги, которые проводятся без учета результатов теории аукционов. Но когда Роджер Майерсон опубликовал в 1981 году свою первую статью об оптимальных аукционах, которая, словно по мановению волшебной палочки, преобразила экономическую теорию, казалось, что это какая-то абстрактная ерунда. Ему представлялось, что полезно взглянуть на аукционы через призму теории стимулов, созданной Леонидом Гурвицем. В конце концов, с какой основной трудностью сталкивается разработчик оптимальных правил аукциона? Надо написать его правила аукциона, чтобы участники были вынуждены показать, кто из них больше ценит “ребенка”.

А Гурвиц 50 лет назад начинал с экзотического по нынешним временам научного вопроса. В середине прошлого века социализм не казался безнадежной доктриной даже экономистам. Гурвиц задумался над такой проблемой: как получить в плановом хозяйстве отдачу от каждого по способностям (принцип социалистического распределения), если мы этих способностей не знаем? Как организовать систему стимулов так, чтобы разные способности проявлялись и, соответственно, вознаграждались по-разному? Этим вопросом задавались сразу несколько будущих нобелевских лауреатов. И Пол Самуэльсон, который предположил, что в ситуации, когда речь идет об общественном благе, всем будет выгодно скрывать собственные предпочтения относительно уровня производства этого общественного блага. Конечно, каждому хочется, чтобы подъезд был чистым, но, если сказать правду на собрании жителей подъезда о том, насколько это важно для тебя лично, придется и платить больше! И Фридрих фон Хайек утверждал, возражая в тот момент большинству экономистов, что социализм обречен на поражение в экономическом соревновании. В отсутствие свободного рынка информация, которой по крупицам обладают миллионы экономических субъектов, не будет агрегироваться с помощью цен и, значит, не станет использоваться. Гурвиц придал интуитивным (и правильным) соображениям Хайека точное звучание, дав теории механизмов современный язык и понятийный аппарат.

Экономика конфликта

В сюжете знаменитого фильма “Аватар” – чудесного и революционного во многих отношениях – есть определенно нечто разочаровывающее. Как будто ничего не могло пойти по-другому. Как будто единственное преимущество ученых перед коммерсантами и военными состоит в том, что ученые умеют налаживать контакты лучше коммерсантов и дерутся изобретательнее военных. В фильме именно ученые стреляют, управляют боевыми машинами и машут кулаками лучше, чем профессиональные бойцы. А разве в этом преимущество ученых? Разве они не понимают чего-то, что позволяет во многих случаях обходиться без драк?

Со времен пионерских работ Джона Нэша, Ллойда Шепли и Томаса Шеллинга экономисты и политологи знают, как сложно поддерживать взаимовыгодный мир. Экономика конфликта – раздел науки, который занимается теорией и практикой войн – и торговых, и самых настоящих: патентных споров, судебных тяжб, изматывающих переговоров.

Природа конфликта очень многогранна. У экономистов в анализе конфликтов есть сразу несколько преимуществ по сравнению с учеными других специальностей. Формальные модели позволяют сосредоточиться на том, как влияют на развитие ситуации самые важные параметры, и строить теории, объясняющие не причины одной конкретной войны или торгового спора, а структурные особенности всех аналогичных конфликтов.