Когда кончится нефть и другие уроки экономики

Этот макроэкономический эффект называется “голландской болезнью”, потому что впервые он был замечен в Нидерландах в 1960-х годах, когда подскочили цены на нефть. С тех пор этот эффект не раз наблюдался и там, и в других странах. С 1970 по 1980 год, в первое десятилетие высоких цен на нефть, производство нефти выросло почти в 7 раз в Норвегии, в 2,5 раза в Голландии, почти вдвое – в Великобритании. Поскольку промышленный выпуск в целом стагнировал (оставался почти неизменным в Норвегии, упал в Великобритании и чуть вырос в Голландии), видно, что рост производства в нефтяном секторе и секторе неторгуемых товаров сопровождался падением в торгуемом. В некоторых странах – экспортерах нефти этот же феномен приобретает и вовсе гротескный оттенок: там, кроме ресурсного сектора и сектора неторгуемых товаров, может вообще ничего не быть. В Саудовской Аравии к 1998 году почти 90 % населения работало в госсекторе.

“Голландская болезнь” не обязательно связана с природными ресурсами. В конце 1970-х Бразилию поразили заморозки, и соседние страны, конкуренты бразильцев на мировом рынке кофе, получили неожиданный бонус. В Колумбии курс песо вырос чуть ли не в 1,5 раза по отношению к доллару, и пострадали многие секторы экономики – все, кроме госсектора, строительства и аренды жилья. В перерабатывающей промышленности, включая химию и металлургию, рост замедлился вдвое, а в легкой и вовсе стал отрицательным. Получилось, что рост мировых цен на один из основных экспортных товаров значительно ухудшил положение в других отраслях. Но “голландская болезнь” – это не просто изменение структуры экономики. Это изменение к худшему.

Чем же эта болезнь опасна? Казалось бы, это всего лишь развитие одних секторов за счет других. Если мы одинаково ценим рост в разных секторах экономики, какая разница, что за счет стагнации одного сектора растет другой? Однако есть две проблемы. Первая состоит в том, что сектор услуг может расти очень быстро, но сам по себе он не генератор роста: в нем не создаются технологии и знания, которые помогают развиваться другим секторам. Стагнация Голландии и замедление развития Норвегии в 1970-х (обе страны были экспортерами нефти) – тому пример.

Вторая проблема состоит в том, что экономика становится более чувствительной к внешним, не зависящим от страны факторам. И ресурсный сектор, и неторгуемый, живущий, по существу, на спрос, порождаемый теми, кто зарабатывает в ресурсном секторе, целиком зависят от мировых цен на ресурс. Страна, пораженная “голландской болезнью”, не просто растет медленнее других – кризисы оказываются в ней более глубокими.

Сложности диагностики

Если посмотреть на мировой опыт, у экономистов пока нет особо убедительных доказательств того, что страны, богатые природными ресурсами, растут медленнее именно из-за “ресурсного проклятия”. Когда в середине 1990-х эта дискуссия только начиналась, гарвардские экономисты Сакс и Уорнер вроде бы сумели показать отрицательную зависимость между ресурсами и темпами роста[70], но более современные и более тщательные исследования этого не подтверждают. “Голландская болезнь” поражает не всех или по крайней мере не всех в равной степени.

Симптомы “голландской болезни” проявлялись и у нашей страны. С 1999 по 2007 год рубль вырос в реальном выражении на 90 % относительно корзины основных мировых валют, а два самых заметных сектора неторгуемых товаров, сектор услуг и госсектор, восемь лет росли темпами, опережающими общие темпы роста экономики. Впрочем, быстрый рост сектора услуг в последние годы связан не только с давлением обменного курса, но и с начальными условиями: во время кризиса 1998 года он потерял больше всего.

В 2005 году экономист Наталья Волчкова из ЦЭФИРа, основываясь на исследовании российского отделения Всемирного банка, попыталась найти следы “голландской болезни” в России[71]. Не нашла: хотя цены в секторе услуг росли вместе с ценами на нефть, причинно-следственной связи между ними обнаружить не удалось. Не выявлялся главный симптом “голландской болезни”: промышленное производство не отставало от сектора услуг. В статье экономистов, работающих в экономическом отделе Организации экономического развития и сотрудничества (ОЭСР), эти результаты подтверждались сравнительным анализом экономической динамики России и Украины, которую исследователи считают самой хорошей “моделью России без нефти и газа”[72]. Главного признака “голландской болезни” – стагнирования промышленного сектора – в данных, покрывающих 2004 год, не обнаруживалось.