Когда король губит Францию

Целые дни он в сопровождении Протоиерея кружил и кружил вокруг крепости: то выверял угол нападения, то беспокоился, хороши ли подпорные стенки, но по большей части торчал у строящейся деревянной штурмовой башни, чудовищной громадины на колесах, какой не видывали со времен глубокой древности и где можно было разместить не одну сотню арбалетчиков с арбалетами и огненными стрелами. Ему мало было построить башню в несколько этажей, требовалось также найти достаточное количество бычьих шкур и обшить ими это гигантское сооружение; и не забыть бы о надежной и ровной дороге, чтобы башню легко было по ней толкать. Но зато, когда она будет готова, люди увидят то, чего никогда не видели.

Нередко король приглашал меня к себе на ужин, и тут-то я старался завести с ним беседу.

– Мир? – переспрашивал он.– Да это же самое заветное мое желание. Вы видите, я почти что распустил свое войско и оставил себе ровно столько людей, сколько требуется для штурма. Подождите, вот возьму Бретей, и я сразу же охотно подпишу мирный договор, чтобы доставить удовольствие Святому отцу. Пусть только сначала неприятель предложит мне свои условия.

– Сир,– отвечал я,– надо же заранее знать, какие именно условия вы соблаговолите рассмотреть...

– Те, что не затронут моей чести.

Ох и нелегкая же мне досталась миссия! Увы, это мне выпало на долю сообщить ему, что принц Уэльский сосредотачивает свои войска в Либурне и в Ла Реоле и готовится к новому набегу.

– И вы, монсеньор Перигорский, после этого говорите мне о мире?

– Да, государь, говорю, дабы избежать новых бедствий!..

– На сей раз я не позволю английскому принцу бесчинствовать в Лангедоке, как то было в минувшем году. Я снова созову свое войско в Шартре к первому августа.

Я удивился, что он отпустил своих рыцарей, имеющих право собирать вассалов под свои знамена, чтобы через неделю снова сзывать их. И тайно посетовал на то герцогу Афинскому и маршалу Одрегему, ибо все военачальники короля приходили повидаться со мной и открыть мне душу. Нет, король заупрямился и решил из соображений экономии, кстати, совсем ему не свойственной, сначала распустить войско, созванное в прошлом месяце, и теперь вновь собрать не только рыцарей, но и ратников. Кто-то, очевидно, сказал ему, может быть, Иоанн Артуа, а может быть, какой-нибудь другой, столь же многоумный муж, что таким образом можно не платить им за несколько дней положенное жалованье. Но поэтому-то принц Уэльский и опередил его на целый месяц. О да, мир был ему нужен, но чем больше Иоанн тянул, тем труднее становилось заключить мир сообразно требованиям монарха Франции.

За это время я ближе узнал Протоиерея, и, должен признаться, он меня забавлял. Нас сблизил Перигор; он как-то пришел ко мне с просьбой вернуть его церковные бенефиции. Но в каких словах!

– Ваш Иннокентий...

– Святой отец, друг мой, Святой отец,– поправил его я.

– Ладно, пусть будет, если вам угодно. Святой отец. Так вот, он отнял у меня право пользоваться церковными доходами, желая установить твердый порядок... именно так епископ мне и сказал... Ну и что? Неужели он вообразил, что до него у меня в Велине не было порядка? Неужели вы думаете, мессир кардинал, что я не пекся о душах христиан? Да разве виданное дело, чтобы у меня хоть один умирающий ушел в мир иной без соборования. Чуть кто заболеет, шлю к нему рукоположенного священника. А за соборование – плати. Приходят люди ко мне на суд – тоже раскошеливайся. Затем исповеди; за покаяние особая цена, прелюбодеяние – точно так же. Я отлично знаю, как нужно управляться с добрыми христианами.

На что я сказал ему:

– Церковь потеряла протоиерея, зато король приобрел себе хорошего рыцаря.

Ибо Иоанн II в минувшем году посвятил его в рыцари.

Были в этом Серволе и хорошие черты. Когда он заговаривал о берегах нашей Дордони, голос его звучал как-то удивительно нежно. Полноводная река, а в ее зеленоватых водах в вечерний час отражаются меж тополей и ясеней наши замки; зеленеют по весне тучные пастбища; под знойным летним солнышком золотится ячмень; к ночи гуще запахи мяты; а сентябрьский виноград... возьмешь, бывало, в детстве теплую его кисть и вопьешься в нее зубами... Если бы все жители Франции так любили свою землю, как любил ее этот Серволь, они бы лучше защищали наше государство.

В конце концов я понял, на чем зиждется королевское к нему расположение. Прежде всего, он присоединился к королю еще в пятьдесят первом году, во время похода на Сентонж; в сущности, поход пустяковый, но именно после него Иоанн II возомнил себя королем-всепобедителем. Протоиерей привел к нему свое воинство, десятка два всадников и шесть десятков ратников. Как это он ухитрился набрать столько у себя в Велине? Но так или иначе, получился целый отряд. Тысяча золотых экю, установленных военными казначеями за год службы... Недаром король говаривал: «Мы ведь с тобой старые соратники, правда, Протоиерей?»