Ох, смотрите, ветер совсем разбушевался, да и ливень начался. Будьте добры, Аршамбо, опустите еще и те шелковые занавески. Лучше болтать в темноте, чем мокнуть при свете. И нынче вечером непременно скажите Брюне, чтобы он накрыл мои носилки вощеной тканью поверх этих расписных тканей. Знаю, лошадям будет тяжелее. Ну ничего, станем чаще их менять…
Да, скажу вам, я без труда представляю себе, как его высочество Наваррский во время пути из Водрея в Париж – а Бодрей расположен в самом, пожалуй, красивом уголке Нормандии, и король Иоанн пожелал превратить его в одну из своих резиденций; по слухам, там возвели нечто великолепное; сам-то я не видел, но знаю, что казне это обошлось недешево: стены сплошь расписаны золотом; воображаю, как его высочество Карл Наваррский с его велеречивостью и величайшей способностью легко заводить себе друзей, как старался он очаровать Карла Французского. Молодость охотно берет себе образец для подражания. И как притягателен был для дофина этот дорожный спутник старше его на шесть лет, притом столь обаятельный юноша, который объездил чуть ли не всю Францию, столько навидался, столько натворил, разболтал ему кучу секретов и так забавно высмеивал королевский двор… «Ваш батюшка, наш король, очевидно, изображал меня вам совсем не таким, каков я есть на самом деле… Будем же союзниками, будем друзьями, будем по-настоящему братьями; ведь мы действительно с вами братья…» И дофин, которому было лестно, что его кузен такой искушенный, несмотря на юные свои годы, уже правивший королевством, и притом такой приятный в обращении, не устоял и без труда был покорен Наваррским.
Их близость в дальнейшем сыграла свою пагубную роль и стала впоследствии причиной многих бед и распрей.
Но если не ошибаюсь, моя свита строится. Откиньте чуточку занавеску… Ага, уже видно предместье. Значит, въезжаем в Шатору. Не думаю, чтобы здесь нас встречали толпы народа. Надо быть слишком уж заядлым христианином или слишком заядлым зевакой, чтобы мокнуть в этой жиже, лишь бы поглазеть на носилки кардинала.
11. Королевство дает трещениу
Дороги в Берри издавна считались чуть ли не самыми скверными во всей Франции. И видно, война их не улучшила. Эй, Брюне, Ла Рю! Ради всего святого, велите остановить наш поезд. Я отлично понимаю, что всем не терпится поскорее добраться до Буржа. Но все-таки это еще не причина, чтобы меня, как зернышко перца, размололо на куски в этом ящике. Остановите, остановите совсем! А главное, остановите головных. Вот так, хорошо… Нет, лошади мои здесь ни при чем. А при чем вы все, потому что несетесь во весь опор, скачете, словно вам подложили под седло пучок горящей пакли… А теперь сделайте милость, можете пустить лошадей, но только смотрите, чтобы меня везли шагом, как и подобает везти кардинала. А иначе я заставлю вас засыпать впереди дорожные ухабы.
Совсем мне все кости переломают эти зловредные дьяволы, а чего ради? Чтобы лечь в постель на час раньше! Наконец-то дождь угомонился… Смотрите, смотрите, Аршамбо, еще одна сожженная хижина. Англичане играючи дошли до предместий Буржа, сожгли их и даже послали часть своих войск к стенам Новера.
А сказать вам правду, Аршамбо, я не слишком пеняю на уэльских лучников, ирландских рубак и на всю прочую эту голь, которую принц Уэльский посылает на такие дела. Это просто бедняки, которым забрезжила надежда удачи. Они нищие, невежественные люди, и обращаются с ними без церемонии. В их представлении воевать – это грабить, вволю жрать и разрушать все на своем пути. Они видят, как бегут при их появлении поселяне, таща на себе и за собой с десяток ребятишек, и все это с воплями: «Господи, помоги! Англичане, англичане!» А для виллана нет слаще, чем напугать другого виллана! Вот тут-то они чувствуют себя по-настоящему сильными. С утра до ночи они жрут курятину и жирную свинину; утоляя жажду, дырявят подряд все бочки с вином, а то, чего не могут доесть или допить, уничтожают перед уходом. Забирают лошадей для ремонта собственного конского поголовья, режут по пути в хлевах все, что мычит и блеет. И потом с пьяными рожами и черными руками с гоготом швыряют зажженные факелы в мельницы, амбары – словом, на все, что может гореть. Ах, до чего же радостно, согласитесь сами, такому вот воинству, состоящему из деревенщины и гуляк, повиноваться подобным приказам. Они словно шкодливые дети, которым не только разрешают шкодить, но даже поощряют за это…
И в равной мере я не держу обиды на английских рыцарей. В конце концов, они не у себя дома, их призвали на войну. А Черный Принц дает им превосходный урок и пример грабежа. По его приказу ему тащат все золотые изделия, все изящные вещицы из серебра и слоновой кости, самые дорогие ткани, и этим добром они набивают свои повозки или награждают своих военачальников. Лишать последнего имущества ни в чем не повинных людей, щедро одаривая своих дружков, – вот оно величие этого человека!