Когда король губит Францию

– Монсеньор Перигорский, вы приехали как раз вовремя и сможете присутствовать при осаде, но какой осаде! Мне ведомо, что все семейство ваше славилось доблестью и что все вы тонкие знатоки военного искусства. Все ваши родичи на высоких постах верно служили французской короне, и, не будь вы князем церкви, вы, безусловно, могли бы стать моим маршалом. Ручаюсь, что вы получите немалое удовольствие.

То, что король обращался с речью только ко мне, да еще расхваливал мою родню, сильно пришлось не но душе Капоччи, человеку не слишком знатного происхождения, и поэтому он счел уместным заметить, что мы явились сюда не для того, чтобы восхищаться воинскими подвигами, а потолковать о мире между христианскими государствами.

Я сразу же понял, что отношения между моим собратом и королем Франции не наладятся, особенно же когда Иоанн, увидев моего племянника Робера Дюраццо, стал в высшей степени дружественно расспрашивать его о Неаполитанском дворе и о его тетушке королеве Жанне. Надо сказать, что мои Робер был и вправду красавец. Великолепная стать, девичий цвет лица, шелковистые кудри… словом, прелестное сочетание силы и грации. И я заметил, что в глазах короля зажегся тот самый огонек, какой обычно вспыхивает в глазах мужчин при виде прошедшей мимо красавицы. «А где вы собираетесь остановиться?» – осведомился он. Я ответил, что мы устроимся в соседнем аббатство.

Я внимательнее пригляделся к королю и нашел, что за последнее время он сильно постарел, отяжелел, раздался, и подбородок под реденькой бородкой цвета мочи казался еще массивнее. И у него появилась привычка судорожно дергать головой, как будто ему резали шею или плечо попавшие под кольчугу металлические опилки.

Он пожелал показать нам лагерь, где наше появление вызвало легкую суету любопытства. «Вот его преосвященство монсеньор Перигорский, который пожаловал к нам…» – говорил он своим рыцарям таким тоном, будто мы прибыли сюда с единственной целью – принести ему помощь свыше. Я раздавал благословения направо и налево. А физиономия у Капоччи совсем вытянулась.

Королю не терпелось познакомить меня с командиром своих осадных машин, которыми он, по-моему, дорожил куда больше, чем своими маршалами или даже коннетаблем. «Где Протоиереи? Видел кто-нибудь Протоиерея или нет?.. Бурбон, велите крикнуть Протоиерея…» Я никак не мог решить про себя, на что, в сущности, прозвище протоиерея тому, в чьем ведении находились разные осадные машины, мины и огневые жерла.

Странный человек появился перед нами: длинные кривые ноги в стальных набедренниках и стальных же поножах, казалось, будто он шагает на молниях. Пояс так туго стягивал его кожаную безрукавку, что он походил на осу с ее тонкой талией. Огромные ручищи с въевшейся под ногтями черной полоской пороха он не мог прижать к телу из-за металлических налокотников. Физиономия, надо сказать, довольно-таки подозрительная, худая, с выдающимися скулами, с оттянутыми к вискам глазами, а выражение лица насмешливое, как у человека, готового ни за что ни про что поднять на смех своего ближнего. И венчала эту странную фигуру монтабонская шляпа с широкими полями, сплошь металлическая, выступавшая углом над носом, и с двумя щелками, чтобы, когда он наклоняет голову, можно было видеть божий свет.

– Где ты был, Протоиерей? Тебя искали, искали… – сказал король и представил мне своего любимчика, – Арно де Серволь, сир Велина.

– Протоиерей к вашим услугам, монсеньор кардинал… – насмешливо добавил Арно издевательским тоном, что пришлось мне сильно не по душе.

И вдруг меня осенило: Велин, Велин! Да это ж в наших краях, Аршамбо… Ну конечно же, неподалеку от Сент-Фуа-ла-Гранд, как раз на рубеже Перигора и Гиэни. Да и сам он впрямь протоиерей. Протоиерей, понятно, но рукоположенный, не умеющий даже читать по-латыни, но все-таки протоиерей. И где же? Натурально, в Велине, в своем маленьком ленном владении, где он прибрал к рукам церковный приход и таким манером получал свой сеньорский оброк, равно как и церковные доходы. По дешевке он нанял себе настоящего священника, чтобы выполнять церковные обряды… пока папа Иннокентий сразу же после того, как его избрали папой, не лишил его церковных бенефиции, как и всех прочих доходов с аббатства. «Овец должно пасти пастырю…» Я вам ужо об этом говорил. Итак, улетела, упорхнула Велинская епархия! Я знал чуть ли не о целой сотне таких дол и догадываюсь, что этот молодчик не слишком-то обожает Авиньон. Должен вам сказать, что на сей раз я полностью согласен со Святым отцом. И я сразу почуял, что этот Серволь уж никак не облегчит мою миссию.

– Протоиерей на славу потрудился в Эвре, и мы вновь отобрали у неприятеля город, – сказал мне король, желая, видимо, набить цену своему бомбардиру.

– Это как раз единственный, который вы отобрали у наваррца, сир, – с апломбом ответил ему Серволь.

– А мы повторим то же самое в Бретее… Хочу, чтобы осада получилась красивая, как в Эгийоне.

– За том лишь исключением, сир, что Эгийона вы не взяли.