Когда красота убивает

Гадж окатил хозяина ледяным презрительным взглядом, достойным Вышнего эльфа. Взгляд был до того уничижающим, что принцу Лоримелю словно дали по моське увесистым палтусом — в оптическом эквиваленте. Даже прелестная, но жестокая Беверель поразилась, увидев столь властное выражение на лице прежде недооцениваемого второстепенного персонажа.

Но Гадж сказал только:

— Ну, иттить так иттить, м'лорд.

И поспешил вверх по лестнице на шаг впереди озадаченной и нерешительной Ваг.

За дверью темницы, осторожно переступив лужу из тролля, он повернулся к Ваг и сказал:

— Прошу пардону вашиспорченности, но дале без вашенских указаний мене дороги не сыскать, как я есть пришлец в замке Костолом.

Ваг приятно порозовела.

— Конечно. Какая я глупая. Сюда, пожалуйста.

Она потянула за поводок, — не потянула даже, а легонько тряхнула, так что и звенья не звякнули друг о дружку.

По вонючим коридорам, кое-как освещённым и кишашим крысами лестницам, комнатам, пропахшим плесенью и застарелым злом Ваг наконец вывела Гаджа на свет. Отверженный слуга эльфийского принца поморгал, привыкая к давно не виданному солнцу, и полной грудью вдохнул сладкой свежести огородика, в который Ваг его привела.

— А и правду бают, — высказался Гадж. На его лице отразились блаженное спокойствие и смирение. — От где и прияти смертушку от рук дочки тёмного властелина, тако же прекрасной, как и злонравной, как не здеся. Хорошо же, госпожа: щас я готов погинуть, как никогда, агась. Токмо указуй, пожалста, где мне встать, шоб те сподручнее было изорвати меня на кусочки.

— Изорвать тебя на кусочки? О нет!

Ваг выронила цепь, за которую вела Гаджа, и удручённо закрыла лицо руками.

— Неа? — пристально посмотрел Гадж. — Тады я сгибну от жуткого колдовства, агась?

Ваг замотала головой так сильно, что косички несколько раз дали ей по лицу.

— Нет. Я ненавижу так поступать.

Гадж совсем растерялся.

— Не смерть от железа, не смерть от колдовства? Шо ж ишшо? А-а, ясен пень. В небытие меня угробит яд! — Он звонко шлёпнул себя по лбу, стараясь не разбить себе нос кандалами. — Вконец обеспамятел! И здесь, м'леди, и растёт та яд-трава, шо мя погубит, ась? — Он вырвал пучок близрастущей зелени. — Ну, как бывалоча говаривала моя мамаша-шлюха, «не тушуйся», «никто не молодеет», «живём однова» и «пей до дна»!

Он затолкал листья в рот, жадно прожевал и проглотил и стал терпеливо ждать.

— Э-э-э, сэр… — Ваг похлопала пленника по плечу. — Это петрушка.

— Ась? — Гадж провёл языком по зубам, слизывая зелёные ошмётки. — И шо ж бедный Петрушка табе таковского сделал, шо ты превратила его в ядовитые зеленя?

Ваг терпеливо разъяснила. Он внимательно выслушал.

— Ясен пень. Ну, в этслучае я буду премного блаадарен, ежли ты указуешь мене на ближнюю всамделе ядовитую траву. Не то шоб мене тягостно твоё опчество, но с другой руки, чаво откладать неминучее? Чем шибче я помру, тем шибче стану вполне мёртвым, а то вродь как застрял на полдороге. Так шо… есь здеся белена?

Ваг заплакала.

— О, пожалуйста, почто ты такой услужливый! — взвыла она. — Худо уже одно то, что мне надо тебя убить… а тут ещё ты! Это жестоко с твоей стороны!

Здесь замешательство Гаджа возросло настолько, что он усомнился в здравости своего рассудка. В таких случаях в когнитивно-диссонирующую голову приходят лишь два возможных объяснения:

Либо весь мир сошёл с ума, либо…

Либо свидетель этого безумия рехнулся сам. Окончательно и бесповоротно.

Что ни выбери — проиграешь. Тут не захочешь, а обозлишься. И Гадж не стал исключением.

— А терь зырь сюда, леди! — воскликнул он, предостерегающе бренча кандалами. — Об чём трындёж? Аль ты не слыхала о правилах, коим подчиняются тёмные властелины и плоды их чресел? Ты ить дочь лорда Белга, агась?

— Агась. То есть да, — почти прошептала несчастная Ваг.

— И ты знашь те правила, про кои я рёк?

На этот раз Ваг просто кивнула.

— Тады чё тя удержает? Убей мя. Правила грят, ты тако же злонравная, как и красивая. И коль то правда, ты, сталбыть, самая что ни на есть злонравная существо.

Настал черёд Ваг вызвать здравомыслие на свидетельскую скамью, чтобы выяснить, когда оно покинуло своё обиталище.

— Ты… ты говоришь, я злая… то есть, красивая?

— Агась, м'леди, — Гадж разинул рот в восторженной улыбке. — Ты прекраснейшая из девиц, коих я лицезрел, и токмо тем и утешаюся на пороге смерти, шо привелося узрети таковскую-то красоту. А щас дай мене помереть, ибо таковая моя грустная и печальная судьбинушка, шо…

— Заткнись, Гадж, — сказала Ваг и толкнула его в петрушку.

Через какое-то время Гадж сел и вычесал из волос давленую зелень.

— Если вы намерены убить меня таким способом, миледи, имею честь сообщить, что ничего не выйдет. Впрочем, я никоим образом не жалуюсь.

Ваг подскочила и воззрилась на него так, словно на нём проросла редиска.

— Ты умеешь говорить? То есть, ты умеешь говорить так? Я что, разрушила наложенное на тебя заклятие? Обычно хватает поцелуя. Папенька говорит, я вечно переусердствую.

Гадж пожал плечами.