Когда круг замкнулся

Честно сказать, я даже для себя не могла решить, какой вариант хуже.

Где-то в России тридцать лет тому назад

В интернате девочка старалась «быть как все», но окружающие чувствовали, что она – другая. Ее не интересовали нехитрые детдомовские радости: стащить с кухни кусочек какой-нибудь, покурить втихомолку в подвале, пустить по кругу невесть откуда взявшуюся бутылку дешевого пойла. Ну, и секс, конечно: не по возрасту развитые воспитанники детского дома считали, что это – один из непременных атрибутов «красивой жизни». Покурить, выпить, потрахаться… Чего еще-то для счастья надо?

Ей же для счастья было нужно совсем другое. Отмучиться в этой полу тюрьме, полу казарме, вернуться в свою комнату в бараке, постараться поступить в институт. Если не получится в очный, то хотя бы в вечерний. Правда, в их городке высших учебных заведений не было, но ведь можно получить место в общежитии. Стать математиком, она любила точные науки и с удовольствием ими занималась. А потом – пойти преподавать в какую-нибудь школу в своем городке, где у нее жилье…

К тому же, на свою беду, она из гадкого рыжего утенка постепенно стала превращаться в красавицу. Ее не уродовали ни стандартная детдомовская стрижка, ни жуткое форменное платье, ни ботинки, больше всего напоминавшие опорки. Достаточно ей было слегка улыбнуться и поднять на собеседника свои, унаследованные от матери, невероятной притягательности глаза, как вся убогая рамка вокруг точно исчезала.

Мальчишки проявляли к ней интерес и преследовали, зло и изощренно, за то, что она этим интересом явно пренебрегала. Девчонки, обладавшие куда более выигрышной наружностью, интуитивно чувствовали в ней какой-то внутренний аристократизм (хотя откуда бы ему взяться?) и безумно завидовали нежно белой коже, тонким пальцам и густой шапке волос цвета спелого меда. И тоже преследовали, еще более изощренно и гадко, чем представители сильного пола. А уж когда выяснилось, что она, несмотря на все сложности и подвохи – лучшая ученица класса, чуть ли не вундеркинд по детдомовским меркам – всеобщая ненависть была ей гарантирована.

И директор интерната, мужчина средних лет и апоплексического телосложения сразу выделил ее из числа других воспитанников. Тихая, скромная, учится блестяще, ни в каких глупостях не замечена, да еще и прехорошенькая. И молчаливая, жаловаться не склонна, все стерпит и не проболтается. Просто сокровище, изумруд среди битых стекляшек. Правда, сама своей прелести не понимает, совсем еще глупенькая, но у него глаз наметанный, именно из таких вырастают настоящие красавицы. Пообтесать бы ее…

Интерес директора к новенькой не укрылся от глаз окружающих. Многие пытались открыть ей глаза на отеческие улыбочки директора, на его манеру класть ей руку на плечо, гладить по голове, приобнять за талию. Но она пропускала все эти намеки мимо ушей. Сами в грязи вывалялись, так и других такими же считают. Да, директор ее хвалит, поощряет. Но ведь это потому, что она – лучшая ученица не только класса, но и школы.

Другие открыто подталкивали ее на скользкую дорожку. Стать подругой фаворитки директора – это многое значило для детдомовских воспитанниц. А для воспитательниц возможность покровительствовать такой девочке, стать ее крестной матерью, наставницей и благодетельницей – значило еще больше. Ловушек и намеков девочка не замечала с доводящей до белого каления наивностью, упрямо придерживаясь своего видения вещей.

Прозрение пришло внезапно и было горьким. Как-то под вечер директор вызвал девочку к себе в кабинет, запер дверь на ключ и… От ужаса и боли девочка даже кричать не могла, не то, чтобы сопротивляться. А директор, получив свое, предложил ей отметить вступление «во взрослую жизнь»: налил ей и себе по стакану водки. Вот уж этого ему лучше было не делать: кошмарное видение пьяного отца и всего с этим связанного, вспыхнуло в памяти девочки так ярко, что она потеряла сознание. И на две недели попала в больницу: при интернате своей санчасти не было.

«Ярко выраженное изнасилование с лишением девственности, – значилось в первоначальном диагнозе. – Потерпевшая В. четырнадцати с половиной лет находится в психологическом шоке, отягощенном алкогольным отравлением, и самостоятельно пояснить суть произошедшего не может».

«Тяжелое протекание месячных на фоне алкогольного отравления, – значилось уже при выписке. – Больная получила необходимое лечение и выписана в удовлетворительном состоянии. Спиртные напитки категорически противопоказаны по крайней мере до совершеннолетия».

Про то, что случилось, девочка не рассказала никому, даже врачам. Она боялась, что вся эта грязь, в которой ее искупали, прилипнет к ней намертво, тогда интернатовские мальчишки (да и девчонки тоже) втянут ее в свои недетские забавы. А жаловаться на директора ей в голову не пришло, он сам ее предупредил: