Когда любить нельзя…

Да, нужно вставать, мыться и собираться на работу. Она хотела к обеду заехать в фирму – в четыре часа у нее были переговоры, которые она переводила для одного важного клиента.

И тут Мария с недоумением увидела свое отражение в зеркале – она была полностью одета. Одежда, в которой она вчера принимала гостей, была нещадно измята. Видимо, отец Кирилл не захотел ее будить, когда она уснула у него на груди, а просто перенес ее в спальню и, накрыв покрывалом, оставил ее досыпать в одежде. Конечно, он ни за что не стал бы ее раздевать. Она помнила, как его тело напряглось, когда она его целовала, и каким в тот момент был его голос. Вряд ли бы он стал себя дополнительно искушать, раздевая ее спящую…

Сбросив с себя мятые кофту и юбку, Мария пошла в душ. В голове у нее проносились обрывки их долгого разговора с отцом Кириллом, оставившего у нее в душе какой-то неясный осадок. А, может быть, это был осадок оттого, что отец Кирилл ушел не попрощавшись… Увидятся ли они еще?

Приняв душ, Мария с тяжестью на сердце пошла в кухню и включила самовар. И тут она заметила лежащую на столе книгу Игната Филаретова.

Обложка книги была слегка приподнята, как будто под ней что-то лежало. Пододвинув к себе книгу, Мария открыла ее и увидела, что в ней заложены ручка и лист бумаги, на котором ровным мелким почерком было что-то написано. Она вытащила лист из книги, и сев на сундук, стала читать.

«Моя дорогая девочка,– писал отец Кирилл, – я ухожу не попрощавшись, потому что чувствую, что прощание будет тяжелым, а я не хочу причинять тебе лишнюю боль.

Сегодня я подам прошение ректору о быстрейшем завершении всех экзаменов, и поеду домой, к детям.

Наша обоюдная исповедь этой ночью неожиданно открыла мне, что мы очень близки, и при других обстоятельствах наша судьба, возможно, сложилась бы иначе, но нам, к сожалению, не суждено быть вместе. И чтобы не мучить друг друга, нам лучше не иметь ничего общего. Поэтому не нужно нам больше ни видеться, ни писать друг другу.

Я уже избрал свой путь, ты же его еще выбираешь… Ты молодая, красивая, умная, добрая, нежная, ты еще встретишь достойного человека и обретешь свою семью и своих детей. А я буду молиться за тебя. Прощай, и благослови тебя Господь!

Отец Кирилл».

Мария медленно опустила лист на колени и уставилась невидящим взглядом в стену – как странно складывается ее жизнь: сначала брак без любви, теперь любовь без брака…

Взяв в руки книгу, она машинально еще раз открыла обложку, и изумленно выпрямилась – на титульном листе тем же мелким почерком было написано: «Милой Марии от автора с пожеланием счастья в память о нашей встрече». Дальше стояло: «Санкт-Петербург», подпись и сегодняшнее число.

Мария оцепенело смотрела на эти строчки, и у нее в голове все медленно становилось на свои места. Ну конечно же! Только священнослужитель мог писать такие книги. Похоже, что свои сюжетные ходы он черпал из общения с прихожанами, ведь через него проходило столько людей! Вероятно, не смог он это все удержать в себе и выплеснул на бумагу вереницей образов и ситуаций, не придуманных, а представленных самой жизнью. Вот откуда и это устойчивое и несвойственное для других его коллег упование на высшую справедливость и вера в неминуемое наказание, неотвратимо настигающее всякого преступника. Интересная вещь получилась: наша жизнь с ее закрученными ситуациями была пропущена через призму православного взгляда и, описанная неплохим русским языком и приправленная богатейшей фантазией, в результате родила книги, которые буквально расхватывались с лотков читателями, не подозревающими, кто стоит за псевдонимом «Игнат Филаретов».

«Нет, будет у нас с вами Общее, отец Кирилл… – решила Мария, прижав его книгу к груди. – Я переведу ваши детективы и добьюсь, чтобы их напечатали на Западе. Пусть там тоже читают и обретают веру, даже если это и не дорастет до веры в Бога, то, по крайней мере, это станет верой в Человека, творящего Добро. Переведу, а там, даст Бог…»

* * *

Прошло восемь месяцев.

Обычно дождливое северное лето обернулось в этом году своим южным собратом и нещадно накалило улицы, доводя до полуобморочного состояния непривыкших к жаре петербуржцев.