Когда любить нельзя…

– Мария… – тихо позвал ее отец Кирилл.

Она подняла на него глаза.

– Как ты, тебе лучше?… – спросил он.

Мария, вздохнув, прикрыла руками лицо и, потерев пальцами лоб, устало поинтересовалась:

– Вы зачем сюда приехали, отец Кирилл?

– Куда сюда? – переспросил он.

– Сейчас, сюда, в эту квартиру…

– Чтобы убедиться, что ты благополучно добралась, – ответил он и, подойдя к дивану, сел рядом с ней.

– Я добралась благополучно, – сказала она каким-то неживым голосом и подняла на него глаза, полные такой боли, что у него даже перехватило дыхание.

Замерев, он несколько долгих секунд смотрел ей в глаза, а потом, решившись, тихо промолвил:

– Я к тебе приехал, Машенька… Я в Германию ехал к тебе…

Марии показалось, что у нее остановилось сердце.

– Ко мне?… – повторила она, и слезы снова неудержимо потекли по ее лицу.

«Господи! Что же я все плачу и плачу?!» – рассердилась она на себя, но никак не могла остановиться.

Отец Кирилл обнял ее и прижал к себе.

– Если вы ко мне ехали, то зачем же тогда было спрашивать, не собираюсь ли я замуж за герра Майнкопфа? – спросила она обиженно.

– Ну… Прошло ведь столько времени. У тебя ведь могли появиться новые… пристрастия… – ответил он. – Мне нужно было убедиться… Быть уверенным… – он в нерешительности замолчал.

– А откуда вы узнали, что я буду здесь? Борис сказал? – спросила Мария, утыкаясь носом ему в грудь и вдыхая знакомый запах, который она помнила все эти долгие месяцы.

Отец Кирилл, успокаивающе поглаживая ее по голове, помолчал, раздумывая, рассказывать ли ей сейчас о подозрениях, которые у него возникли сразу же, как только Борис приехал к нему с неожиданным предложением об издании в Германии, ведь идею перевода его книги впервые высказала именно Мария. Да и куча заграничных подарков, которые Борис тогда привез, тоже сразу же напомнила Марию с ее подходом баловать детей в детстве. А потом была еще масса других моментов: схожесть псевдонимов, переводческая работа Марии с ее частыми зарубежными командировками, таинственность Бориса, когда он, конспирируясь, закрывал дверь, прежде чем позвонить, чего раньше никогда при нем не делал… В довершении ко всему, отец Кирилл получил банальное подтверждение, увидев высветившийся номер телефона Марии на АОНе Бориса…

– Нет, Боря молчал, как партизан, просто конспираторы из вас неважные… – наконец, ответил отец Кирилл, улыбнувшись.

– Я этого и боялась… – прошептала Мария и прижалась щекой к его груди, обнимая его и стараясь запомнить эти мгновения навсегда.

Отец Кирилл вздрогнул от ее ласки и, помолчав, спросил ее странно севшим голосом:

– Ты помнишь, о чем ты меня тогда просила?

Она, боясь ошибиться, но, уже замирая от ошеломляющего предчувствия, спросила его:

– О чем?

– Ты просила поцеловать тебя…

– Я просила не только об этом… – выдохнула она, и услышала, как его сердце в ответ на ее слова пропустило удар, а потом забилось в груди с удвоенной силой.

– Я помню, – тихо сказал он, – но все должно быть по порядку…

Он поднял ее лицо, трепетно прикоснувшись теплыми пальцами к подбородку Марии, и склонился к ее губам. И тогда сила, дремавшая в ней и лишь однажды заявившая о себе, вдруг взметнулась по ее телу раскручивающейся тугой спиралью, заставив затрепетать ее, словно вся она состояла из вибрирующих и звенящих струн. Мария слегка отстранилась от отца Кирилла и, вглядываясь в его глаза, полыхавшие темным огнем, прочла в них не только любовь и нежность, но и неутолимое желание, снедавшее и ее, и его все эти долгие месяцы разлуки.

– Возьми меня! – простонала она, и последнее, что ей запомнилось, было стремительно приближающееся отражение ее лица в глазах отца Кирилла.

Проснувшись от какого-то звука, Мария открыла глаза. В комнате было тихо. За окном серели предрассветные сумерки. Большой немецкий город еще спал.

Лежа в этой тишине, Мария расслабленно устремила взгляд перед собой, наблюдая, как постепенно светлеют тени по углам. На душе у нее царил полный покой.

Она медленно отвела руку в сторону, стремясь убедиться, что это все не сон и отец Кирилл, действительно, с ней рядом. Но ее рука беспрепятственно скользнула по простыне.

Мария потрясенно вскочила.

– О Боже! – она обхватила руками голову, отозвавшуюся резкой болью.

«Неужели опять все повторяется? Неужели он опять ушел?!..»

Накинув халат, она рывком распахнула дверь и замерла на пороге, с облегчением привалившись к косяку – отец Кирилл сидел за столом и что-то писал.

Из одежды на нем было только большое махровое полотенце, обернутое вокруг тела на манер саронга. Мокрые после душа волосы, разметавшись по его широким обнаженным плечам, переливались влажным блеском в мягком свете настольной лампы.

Заслышав шум, он повернул голову и, окинув теплым взглядом стоящую в дверях Марию, улыбнулся:

– Ты что так рано вскочила?

Подойдя к нему, Мария обняла его за плечи, и, склонившись над ним, спросила:

– Ты начал писать новый роман? – и пораженно замерла, увидев написанное им.

Это было прошение о браке…

Отец Кирилл откинул голову и, взглянув Марии в глаза, быстро наполняющиеся слезами, поднялся и крепко обнял ее.