Когда меня не стало

– Я так думаю, что не сегодня-завтра он заговорит. Не железный же он, на самом деле.

– А что Ямщиков? Его взяли?

– Чтобы взять, надо хотя бы что-нибудь знать… А так: мука, орехи… Ерунда! За такие вещи людей не убивают. Муки пару мешков продал, сахару, ванили килограммов пять…

– Между прочим, ваниль дорого стоит…

– Но ведь не человеческой жизни?

– Да нет, конечно. А что, если убийство девушки и эта кража как-то связаны между собой?

– Понимаете, в чем дело… Я звонил Льву Данилычу, следователю, который ведет дело Ямщикова. Из его рассказа я понял, что Ямщиков вроде бы ничего и не крал, что Исханов сам дал ему добро на продажу сахара и прочего… И что деньги из пекарни перечислены на счет кондитерской фабрики… Документы вроде все в порядке, но деньги на счет так и не поступили.

– Как-то туманно вы все рассказываете. Он что, этот ваш Лев Данилыч, спросонья, что ли, с вами разговаривал?

– А ты откуда знаешь?

– Да ничего я не знаю. Просто разговор у вас с ним какой-то дурацкий получился. Не то перечислили деньги на счет кондитерской фабрики, не то нет. По-моему, это самый главный вопрос в этом деле.

– Хорошо. Поясняю. Заведующая пекарней утверждает, что перечислила деньги только за муку и сахар, а орехи с ванилью якобы она и не видела и никаких документов на них нет. А Исханов говорит, что и у него на складе ничего этого не осталось. И что Ямщиков, который грузил продукты, чтобы отвезти в пекарню, скорее всего продал орехи и ваниль налево.

– Он что, идиот? Разве он не понимал, что рано или поздно это откроется? Здесь что-то не так.

– Понятное дело. Если бы все было просто, давно бы разобрались.

– А знаете, что меня еще настораживает? Почему это муку и сахар грузил на машину не грузчик, не подсобный рабочий, а заместитель директора?

– Грузили-то, конечно, грузчики, это и Исханов говорит, но присутствовал при этом Ямщиков.

– Разве не нашлось на фабрике другого человека, который мог бы проделать все эти действия?

– Ты допрашиваешь меня, как заправский следователь. Согласен, темная история, хотя на первый взгляд она и выеденного яйца не стоит.

– А можно будет мне встретиться с… Исхановым? – спросила Белла, наливая всем чай. – Вдруг он мне что-нибудь расскажет.

– Ты вольна поступать как тебе вздумается, конечно, – вставил Григорий Александрович, – но представь, каково ему сейчас…

– Мне тоже, между прочим, нелегко. Уверена, что он сам не замешан в смерти Макса, но вполне может знать что-нибудь такое, что приведет меня не только к разгадке гибели Макса, но и к убийству его собственной дочери. Чувствую сердцем, все это как-то связано.

– Это все только слова, Белла. – Савельев похлопал себя по животу. – Ну спасибо вам, ребята. За такие харчи я теперь буду работать только на вас. Кстати, я узнал кое-что о Сосновской. Я просмотрел ваш списочек, подключил своих ребят и выяснил, что это не женщина, а сущий дьявол. Но, как говорят мои орлы, она красива до умопомрачения. За ней, видимо, кто-то стоит. Внесли крупный залог в размере пятнадцати миллионов, и теперь эта тигрица гуляет на свободе и ждет суда. Два адвоката, которых она нанимала, после смерти твоего мужа, Белла, отказались вести дело. Ведь она, похоже, продавала девчонку…

– Да это мы уже знаем. Меня интересует, где она сейчас и чем занимается?

– Да ничем. Она безработная.

– А это правда, что у нее однокомнатная квартира?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – развел руками Савельев. – Но чувствую сердцем, что отпустят ее. У меня нюх на такие дела. Не допустят, чтобы ее посадили…

– Кто не допустит, не поняла?

– Как кто? Те, на кого она работает.

– И это называется суд?

Белла встала и принялась мыть посуду.

– А что же вы меня про Парсамяна не спрашиваете? Я ведь и про него узнал.

– Насчет Парсамяна, я думаю, беспокоиться не стоит, – сказала Белла, – вряд ли Макса могли убить из-за какой-то там девчонки…