Когда мертвые оживут

Тварь перетащила через подоконник вторую ногу, встала на ковер, а потом бросилась на Реми. Старик наконец опомнился и встретил ее ударом лопаты. Лезвие с размаху вошло в грудь, будто в мокрый мешок. Тварь отшатнулась, но потом снова шагнула вперед, испуская некий звук, что-то среднее между рычанием и бульканьем. Боли она явно не почувствовала.

Реми ударил снова, на этот раз целясь в голову, и гнилой череп взорвался фонтаном розовой жижи. Безголовое тело сделало еще шаг и упало, расплескивая набежавшую в комнату воду, которая уже доставала до щиколоток. Скоро зальет гостиную и спальню.

Подумать только, живой мертвец!

Ошарашенный Реми все же заставил себя собраться, закрыл дверь спальни и заткнул одеждой щель внизу. Хотя бы на пару минут это задержит воду.

Затем вытащил тумбочку на середину комнаты, забрался на нее. Стоять в полный рост не получалось — потолок был низкий.

— Милая, сейчас, я скоро, — пообещал Реми, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Подожди немного, держись изо всех сил, хорошо?

Марта жалобно застонала, вцепилась в одеяло. Действие морфина почти закончилось, и Реми сам чувствовал, как накатывает на нее боль — сжимает сердце, теснит грудь.

Конечно, с возрастом силы уже не те, но и дом от старости совсем обветшал, потолок растрескался. Под ударами лопаты тонкий слой штукатурки отваливался кусками, рвалась старая розовая изоляция на крыше, ломались источенные червями балки. Вскоре лопата пробила хрупкую черепицу, и в проломе показалось небо. Реми выполз на крышу, встал у каминной трубы. Дождь больно хлестал по лицу, ветер трепал накидку.

В лунном свете было видно, что вода уже заполнила все вокруг. Дом окружало бурное море, несущее массу разного мусора: вывернутые деревья, опрокинутые автомобили, разные вещи из разрушенных жилищ. При таких делах спасатели нескоро сюда доберутся, если доберутся вообще.

А потом сверкнула молния, и Реми увидел кое-что еще. В волнах бурного потока здесь и там виднелись дергающиеся силуэты. Среди мусора барахтались целые десятки оживших мертвецов вроде того, что ломился в окно. Тела выглядели жутко — гниющие, частично лишенные плоти, иные без конечностей. Некоторые пытались плыть, другие, у кого имелись ноги, шли сквозь воду, достающую до плеч, и все норовили выбраться на сушу. Сквозь шум воды доносился монотонный, бессмысленный стон. Реми понял: это стонут мертвецы.

Он опустил веки, стараясь сосредоточиться и найти выход.

С Божьей помощью можно собраться с силами и вытащить Марту наверх через дыру. Закутать в плащ от дождя, и мертвецы здесь, наверное, не достанут… Но дальше-то что? Если вода еще поднимется, с крыши уже деваться некуда. Да и морфин весь вышел.

Снизу, из комнаты, донесся крик. Марта кричала от боли. Реми вздрогнул. «Что делать, что? Что ты можешь еще сделать, старая развалина?»

Реми осторожно прошел по крыше, пытаясь осмотреться, но вода была везде: никаких путей к отступлению, кругом черный могучий поток, брызжущий пеной, равнодушный и безжалостный. Может, вода принесет поближе к дому что-нибудь большое и плавучее, способное выдержать двух человек? Но вокруг была только вода, в которой барахтались, будто лягушки, гниющие мертвецы.

Марта снова вскрикнула, и в ее голосе звучала такая боль, что Реми застонал от отчаяния. Сердце захлестнуло холодом и страхом — и родилась злость. В ярости он ударил по трубе, рассадив костяшки пальцев в кровь, закричал, и его вопль слился с криками Марты, со стонами, доносившимися из темной воды вокруг.

И вдруг Реми окутало чувство покоя и уверенности. Выход есть! Никогда бы не подумал. Уж не сошел ли он с ума, если замышляет такое? Но очередной крик Марты прогнал последние сомнения: лучше это, чем просто сидеть и ждать.

Мертвецам гораздо легче: они вон какие шустрые, да и боли не чувствуют. Хватило на того поглядеть, что ломился в окно. Дико представить самого себя таким же, но это, похоже, теперь единственный выход.

Сквозь дыру в крыше Реми пробрался назад в спальню, поставил ноги на тумбочку. Интересно, вернется ли к Марте ее голос, когда уйдет боль? Хор мертвецов доносился из-за стен, словно из оркестровой ямы. А может, мертвые способны не только стонать? Раз уж они сумели ожить, мало ли что они еще могут? Все может быть. Ну а вдруг они стонут лишь от смертной тоски и обиды на живых, что забыли их и больше не оплакивают?

Да пусть даже так — им с Мартой нечего стонать. Они всегда были и всегда будут вместе, при жизни и после.

Реми слез с тумбочки, подошел к Марте, наклонился, поцеловал в лоб. Она открыла глаза, полные боли.

— Ты мне веришь? — прошептал Реми.

Она медленно опустила веки. Да. Как всегда.

Реми кивнул и открыл дверь спальни.

Вода захлестнула щиколотки, обожгла холодом голени, затем колени. Она поднималась все выше, выше. Реми вернулся к постели, сел рядом с Мартой, погладил ее по лбу.

Должно быть, во всем виновата вода. В ней есть что-то такое, отчего ожили мертвецы. Как еще это можно объяснить?

— Закрой глаза, родная, — попросил он.