Но Эльза и наш сын Хельмут полюбили Веймар. Город был красив, словно картинка из книги сказок, и вражеские бомбардировщики обходили его стороной, предпочитая опорожняться в других местах Германии. Здесь было спокойно по сравнению с другими местами, конечно. Несколько молодых пар заняли опустевшие дома. Несмотря на карточную систему, благодаря успехам на фронте нехватки топлива и еды не ощущалось.
По субботам и воскресеньям я не работал, и мы всей семьей немало летних дней посвятили прогулкам в парке на Ильме. Наблюдая, как мой Хельмут играет перед домом Гёте, я подумал, что так проводить время гораздо приятнее, чем на заводе либо в лаборатории.
За первую же неделю работы новой гистологической лаборатории Вебер сделал поразительное открытие. Гистологическое исследование мозговых тканей «мертвеца» показало, как именно паразиты взаимодействуют с мозговыми клетками отделов, отвечающих за высшую нервную деятельность. Проникают они лишь в эти отделы, поскольку инфекция действует только на людей, но не на крыс или кошек. Доктор задумался о возможности внедрить вирус другим приматам и дерзнул запросить горилл и шимпанзе из Берлинского зоопарка, но его сотрудники интереса к исследованиям не проявили. Изначальную теорию о происхождении болезни из Нового Света Вебер отбросил и посчитал ее родиной Африку либо Индонезию — места обитания человекообразных обезьян. Логично предположить, что сложное заразное заболевание, обнаруженное у людей, ранее развивалось у существ, близких к человеку.
Но паразиты определяли картину заболевания только наполовину. Еще был важен вирус бешенства: во взаимодействии с ними он распространялся по нервной системе, позволяя паразитам проникать в мозг, но также вызывая рост дополнительных связок и сухожилий, тем самым заметно повышая в теле запас прочности. Это обстоятельство подтверждало теорию Вебера о двухкомпонентной природе инфекции. В случае заражения только вирусом либо только паразитами процесс останавливался на полпути. Без вируса паразиты накапливались в телесных полостях, вызывая лихорадку и паралич, закупоривая кровеносные сосуды и провоцируя сердечный приступ. Вирус позволял паразитам проникнуть прямо в мозг, минуя и оставляя до поры нетронутыми сердце и кровеносную систему, но сам, без участия паразитов, лишь увечил нервную систему, вызывая судороги, лихорадку и острую боль. Новые связки и сухожилия появлялись лишь при наличии обоих компонентов инфекции. Исходя из патологии заболевания, Вебер и заключил, что это новая разновидность вируса бешенства, но биологическая история паразитов, вируса и их странного симбиоза осталась загадкой.
Обо всем этом я исправно докладывал Виллему, равно как и о Вебере, его ассистенте Бруно и любовнице Йозефине, которую мы повстречали летом в Веймаре на званом обеде. Не зная, насколько велик интерес Виллема к нашим делам, я включил в отчеты имена последней пары цыган, оставшейся с бухенвальдских экспериментов, и новых объектов, евреев, взятых из основной массы заключенных. Вебер проявлял странное нежелание использовать калек, умственно отсталых и поляков. Возможно, эти его предпочтения коренились в неких событиях прошлого, мне неизвестных.
На Рождество Виллем навестил племянницу и якобы случайно зашел в лабораторию. Наши достижения его впечатлили.
— С «тоте мэннер» мы сокрушим Россию! — заявил он вечером за выпивкой.
— Но использовать их в условиях зимнего холода будет несколько… проблематично, — ответил Вебер, почему-то бледнея.
— Почему? — спросил Виллем, кинув на меня косой взгляд. — Объясните!
— Все дело в терморегуляции! В лабораторных условиях это не сказывается, но при десяти градусах по Цельсию паразиты перестают функционировать. Холод убивает их, а вместе с ними и носителя.
— Но ведь можно одеть… э… носителя, — предложил Виллем.
— Носители сами не в состоянии поддерживать достаточную температуру тела в условиях русской зимы! — почти выкрикнул разволновавшийся доктор. — У людей есть способность сохранять тепло, у кошек есть, как и у других теплокровных. Но, например, крокодилы этого не могут. И наши «мертвецы» тоже не могут. Они не потребляют пищу, и то, что они жаждут пожрать человеческий мозг, продиктовано лишь стремлением паразитов размножаться. Так нематоды заставляют топиться носителей-сверчков. Можно засунуть пищу в глотку «мертвеца», но он не сможет переварить. Их метаболизм поддерживает температуру тела чуть выше, чем у окружающей среды, как у крупных ящериц. Одевать «мертвецов» так же бесполезно, как наряжать ящериц.
— Понятно, — сказал Виллем. После этого он похлопал по карманам в поисках зажигалки и сигарет и добавил: — Выйду я на крыльцо покурю. Макс, не составишь мне компанию?
Вебер с таким кислым видом, словно проглотил лимон, поднялся из-за стола, желая сопровождать нас, но Виллем махнул рукой:
— Не утруждайтесь. Мы с Максом просто немного поболтаем по-родственному.
Выйдя наружу, мы закурили, глядя на падающий снег.
— Вебер сказал правду? Их нельзя использовать как солдат? — спросил Виллем.
Прежде чем ответить, мне пришлось немного подумать.