Когда он смыкает веки, я замираю. Мне необходимо видеть его глаза, мне нужна вся доступная информация, чтобы понять, если я сделаю что-то не так. Я поднимаю голову ровно настолько, чтобы успеть сказать ему: «Держи их открытыми».
Его глаза резко открываются, и я снова опускаю голову.
Его мышцы напрягаются и сжимаются в моей ладони. Дыхание учащается.
— Элви, — выпаливает он, — я, я сейчас… — он вскрикивает.
Не успев вовремя отстраниться, я сгибаюсь пополам в приступе кашля. Со слезящимися глазами я убегаю ванную, чтобы прополоскать рот и выпить немного воды из-под крана. Когда я возвращаюсь, он, запинаясь, начинает извиняться. Я останавливаю его поцелуем, затем кладу голову ему на грудь. Его сердце все еще бешено колотится. Через какое-то время сердцебиение замедляется. Он кладет руку мне на спину и шепчет: «Было очень хорошо».
В голове у меня гудит. Я чувствую себя так же, как после первых двух глотков вина, прежде чем голову затуманило. Легкость и приятное тепло.
Он протягивает к моему лицу руку, проводит пальцами по скулам. Убирает прядь мокрых волос за ухо.
— Ты как себя чувствуешь? Ты… ну в смысле… — Его глаза быстро моргают, изучая мое лицо. — Ты хочешь, я что-то сделаю?
— Что, например.
Он касается меня через брюки — легким, мягким прикосновением.
Мое сердцебиение учащается.
Сейчас было бы очень просто остановиться. Отступить, передумать, нащупать свой центр контроля. Но я не хочу останавливаться.
Я медленно снимаю джинсы и белье.
Сначала он нежен, почти что сдержан. Я держу себя ровно, едва ли дышу, пока он изучает меня… затем постепенно я расслабляюсь. Под его прикосновениями я начинаю изгибаться, словно кошка, мое тело движется само по себе.
Ощущения странные. Новые. Но не плохие. Я чувствую давление, немного жжение. Я извиваюсь.
— Элви? — говорит он низким и тревожным голосом. — Ты в по…
— Не останавливайся.
Он продолжает.
В какой-то момент я осознаю, что вспоминаю ту передачу о дикой природе, которая навела меня на мысль предложить ему это, — с белыми медведями, спаривающимися в снегу, — как деловито и бесцеремонно это было и как в то же время привлекло меня, потому что казалось очень простым. Сейчас все иначе. Я должна была предугадать, что будет по-другому. Он, затаив дыхание, сосредоточенно смотрит на меня своими расширенными глазами, словно я единственная во всем мире — и я чувствую себя
Стэнли, я думаю. Стэнли,
Потом все погружается в туман.
Когда я возвращаюсь в себя, я лежу рядом с ним, в его объятиях. Я чувствую невесомость, словно парю над собственным телом и смотрю вниз на нас обоих в кровати.
Он обнимает меня крепче.
— Ты в порядке?
— Да.
Моя кожа влажна от пота, голова кружится, слишком много для восприятия, слишком много всего, и на мгновение мне хочется взять свой кубик Рубика, почувствовать в руках его прохладный успокаивающий пластик, однозначность и простоту цветных рядов, выстраивающихся с щелканьем. Вместо этого я фокусируюсь на нежных сжимающих объятиях Стэнли, на тепле его кожи.
На данный момент этого достаточно.
Он гладит меня по бедру. Я сворачиваюсь рядом с ним, кладу голову ему на плечо.
— Я люблю тебя, — шепотом произносит он мне на ухо.
Я открываю рот. Сначала слова не хотят выходить. Даже сейчас горло сжимается, тело сопротивляется под грубой силой привычки. Затем что-то внутри расслабляется.
— Я тоже тебя люблю, Стэнли.
Он держит меня в объятиях крепко, в его руках я словно в укрытии, в норе, и он зарывается лицом в мои волосы.
Я слышу низкий, специфический звук, похожий на воркование голубки, он такой тихий, что почти неразличим, и я понимаю, что он исходит из моего собственного горла. Такой звук кролики издают, когда счастливы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
— Ты уверена? — спрашивает Стэнли.
Я осматриваю квартиру. Кроме рядов картонных коробок с ярлыками «КНИГИ», «DVD» и «РАЗНЫЕ ВЕЩИ», в ней пока ничего нет.
— Я уверена. В любом случае уже несколько поздно обдумывать наше решение.
Остальную мебель грузчики перевезут завтра. Сейчас же все, что у нас есть, — это кровать и телевизор. И клетка Матильды, стоящая на полу. Хомячиха грызет свой корм, совсем, кажется, не обращая внимания на смену обстановки.
Я сижу на краю кровати и кручу в руках кубик Рубика.
Стэнли подходит, опираясь на трость, и садится рядом.
— Я знаю, что перемены для тебя — большое дело, — говорит он. — И знаю, что тебе нравился мой дом.
— Отсюда ближе до Эльмбрука и до твоего колледжа. Так проще.
Рядом с клеткой Матильды несколько коробок с надписью «ВЕЩИ МАМЫ».
— Что ты собираешься с ними делать, — спрашиваю я.
— Скорее всего, отдам на благотворительность.
Я киваю и смотрю на него краем глаза.
— Что ты чувствуешь?
Он улыбается одним уголком губ.
— Я в ужасе. Но в хорошем смысле, — он оглядывает квартиру.