Когда море стало серебряным

Шли они молча, потому что Пиньмэй дулась. Хотя она и признала правоту Ишаня, она всё равно сердилась на него. Мог бы, по крайней мере, предупредить её, что сперва спросит о черепахе! И вообще, там, на Морском Дне, он всё время вёл себя странно. Пиньмэй была уверена, что он от неё что-то скрывает. Её раздражение прорывалось наружу, так же как облачка пара от их тёплого дыхания. Ишань, однако же, притворялся, будто ничего не замечает, и как раз хотел спросить, не пойти ли им другой дорогой, но тут-то они и увидели, как впереди, вдалеке, со всех сторон сбегаются люди, собираясь в большую толпу: женщины, дети, мужчины…

– Мужчины! – воскликнула Пиньмэй, сразу забыв про свою обиду. – В Столице есть мужчины!

– Наверное, – сказал Ишань, – император сгоняет строить стену только мужчин из горных деревень. Но пойдём узнаем, что там за шум.

Они побежали к толпе. Пиньмэй потянула за руку пожилую женщину:

– Скажите, пожалуйста, что тут происходит?

– Так ведь похороны, дитя! – ответила та как о чём-то само собой разумеющемся.

– А кого хоронят? – спросил Ишань.

– Так ведь её мужа, – ответила женщина. – Процессия пойдёт к Большому Пирсу.

– Я слышала, – вступила в разговор другая женщина, – что сам император пойдёт за гробом в траурных одеждах!

– Странно, что они решили похоронить его в море, – сказала третья. – Не к добру это. Теперь жди беды.

– Она сама на этом настояла, – вмешалась четвёртая. – Это было одно из её условий.

– Но как вообще можно опустить гроб в море? – удивилась какая-то девчушка. – Оно ведь замёрзло!

– А разве ты не слышала сегодня стук топоров? – спросила её первая женщина. – Всё утро рубили лёд. Вот в эту прорубь они и опустят гроб. Император пойдёт на что угодно, лишь бы она за него вышла.

– Она, должно быть, очень красивая, – сказала девчушка восхищённо, с завистью.

– О да, – подтвердила одна из женщин. – Помните, как он рассвирепел, когда она сделала это со стеной? Но как только увидел её, сразу обмер, как заворожённый.

– О ком вы говорите? – спросил Ишань, приноравливая шаг к скорости процессии. – И что она сделала со стеной?

– Да разрушила же! – ответила первая женщина, удивлённо глядя на Ишаня. – Как ты мог об этом не слышать?

– Разрушила Великую Стену? – ахнула Пиньмэй.

– Ну, не всю, только часть, – поправила себя женщина. – Она пришла к стене искать своего мужа. Она проделала очень долгий путь, пешком, с пустыми руками, не считая сумки с какой-то тряпицей.

– Это была одежда для мужа, точно вам говорю! – вмешалась другая. – Вся украшенная вышивкой, и…

– Но когда она наконец добралась до стены, ей сказали, что её муж умер, – продолжала первая женщина, как будто её никто не перебивал. – В ужасе и горе она плакала и рыдала, и проклинала небеса, и пролила тысячу слёз…

– А мне сказали, что она стояла как статуя и проронила всего одну слезинку, – возразил кто-то.

– Тысячу или одну, – рассказчица явно оскорбилась, что ей не верят, – но когда её слеза упала на стену, часть стены просто взяла да и рухнула, словно не выдержав горя.

– И там, в руинах, лежало тело её мужа! – добавила ещё одна женщина.

– И, конечно, император пришёл в ярость и велел покарать её, верно? – спросил Ишань, направляя разговор в нужное русло. – Но когда он её увидел, то вместо этого захотел жениться на ней?

– Да только она ему отказала! – вставила та самая девчушка. – Вернее, велела, чтобы император для начала устроил её мужу торжественные похороны с погребением тела в море.

– Что сейчас и происходит! – заключила первая рассказчица, обведя остальных сердитым взглядом.

Издалека донёсся глухой барабанный бой. Ишань посмотрел на Пиньмэй, и оба без слов бросились вперёд, сквозь снег и обрывки разговоров.

– …огромный кусок стены – сотни четыре ли – так и рухнул под весом одной-единственной слезинки… – услышал Ишань, продираясь сквозь толпу.

– …а там, под стеной, тысячи костей… – произнёс другой голос, и Пиньмэй, поднырнув, просочилась между двумя сплетницами.

– …это точно была одежда… – сказал третий голос, когда дети протиснулись на Большой Пирс – широкую площадку, которая, словно недостроенный мост, выдавалась в море поверх скованных льдом волн. – Она положила эту вышивку в гроб…

Но дальше Пиньмэй уже не слышала – все звуки потонули в грохоте барабанов и гуле гонгов. Ишань схватил её за руку и потащил дальше, в конец пирса, откуда видна была большая чёрная прорубь. Тем временем на пирс хлынули солдаты императора.

– Назад! – проорал один из них, пока остальные выстраивались в шеренги по обе стороны пирса. – Все назад!

Толпа отхлынула, оттеснив Пиньмэй и Ишаня к краю. Пиньмэй испуганно посмотрела через плечо: лёд был совсем близко.

– На колени! – приказал другой солдат, перекрикивая барабанный бой, который стал ещё оглушительней. – Все на колени перед императором!

Все немедленно повиновались. Под звуки барабанов и гонгов похоронная процессия двинулась к концу пирса.