Когда мы были сиротами

Дома, сквозь которые мы теперь шли, оказались меньше повреждены и, несомненно, когда-то были не такими убогими, как те, что мы проходили раньше. Здесь имелись стулья, письменные столы, посреди обломков попадались даже нетронутые зеркала и вазы. Мне хотелось идти как можно быстрее, но Акира стал безвольно оседать, и нам снова пришлось остановиться. Пока мы сидели на рухнувшей балке, стараясь отдышаться, я заметил расписанную вручную табличку с именем, валявшуюся среди мусора.

Деревянная дощечка была расколота пополам, но половинки лежали рядом, и можно было видеть части металлических крючков, при помощи которых дощечка крепилась к входной двери. Безусловно, нам не впервые попадалась такая табличка, но мое внимание привлекла именно эта. Я подошел, вытащил обе половинки деревяшки из кучи кирпичного крошева и принес их Акире.

— Акира, ты можешь это прочесть? — спросил я, складывая половинки вместе и протягивая ему.

Он несколько секунд смотрел на надпись, потом сказал:

— Мой китайский не хороший. Имя. Чье-то имя.

— Акира, слушай внимательно. Посмотри на эти иероглифы. Ты должен знать хотя бы некоторые. Пожалуйста, постарайся прочесть. Это очень важно.

Он снова посмотрел на табличку, потом покачал головой.

— Акира, прошу тебя, подумай, — взмолился я. — Это может быть Ян Чень? Не это ли имя здесь написано?

— Ян Чень… — Акира задумался. — Ян Чень. Да, возможно. Вот этот иероглиф… Да, возможно. Кажется, здесь написано Ян Чень.

— Действительно? Ты уверен?

— Не совсем. Но… вероятно. Очень вероятно. Да. — Он решительно кивнул. — Ян Чень. Я думать так.

Отложив расколотую табличку, я осторожно прошел по битому кирпичу в переднюю часть дома. На месте двери теперь зиял широкий пролом, выглянув через который, я увидел узкую улочку. Напротив стоял дом. Фасады прилегавших к нему строений были сильно разрушены, дом же, на который я теперь смотрел, уцелел. На нем не было заметно никаких существенных повреждений: сохранились ставни на окнах, раздвижная деревянная дверь с сеткой и даже талисман, висевший над ней. После того, через что нам пришлось пройти, это казалось видением из иного, более цивилизованного мира. Несколько минут я не мог отвести взгляда от этого зрелища. Потом жестом подозвал Акиру и прошептал:

— Эй, иди сюда! Должно быть, это тог самый дом. Ну да, какой же еще?

Не пошевелившись, Акира глубоко вздохнул: — Кристофер. Ты, — друг. Я очень любить тебя.

— Тише! Акира, мы пришли. Это тот самый дом. Я это кожей чувствую.

— Кристофер… — Он с усилием встал и медленно побрел ко мне.

Когда он остановился рядом, я указал на дом. Утреннее солнце исполосовало его фасад яркими лучами.

— Да, Акира. Это он.

Опустившись на землю у моих ног, мой друг снова тяжело вздохнул:

— Кристофер. Мой друг. Ты должен очень подумать. Проходить много лет. Много, много лет…

— Не странно ли, — заметил я, — что война обошла этот дом стороной? Дом, в котором находятся мои родители. — Едва закончив фразу, я вдруг почувствовал страшную тревогу, но взял себя в руки и добавил: — Итак, Акира, теперь мы должны туда войти. Пойдем вместе, держась за руки. Как тогда, когда пробирались в комнату Лин Тиеня. Помнишь?

— Кристофер. Мой дорогой друг. Ты должен хорошо подумать. Много, много лет проходить. Друг, пожалуйста, послушать. Может быть, мама и отец… Столько лет проходить…

— Мы пойдем туда вместе. А как только сделаем то, что должны, обещаю, я доставлю тебя туда, где тебе окажут самую лучшую медицинскую помощь. Вполне вероятно, для начала мы сможем что-нибудь найти уже там, в доме, — по крайней мере чистую воду и бинты. Моя мать осмотрит твои раны, сменит повязки. Не волнуйся, скоро ты будешь в полном порядке.

— Кристофер. Подумать хорошенько. Столько лет проходить…

В этот момент дверь напротив со скрипом раздвинулась, Акира замолчал. Я потянулся было за револьвером, но из дома вышла маленькая девочка-китаянка.

Ей было лет шесть. Довольно милое личико ничего не выражало. Волосы были аккуратно связаны в два маленьких хвостика. Простая рубашка и широкие брюки казались великоватыми для девочки.

Моргая от яркого света, она осмотрелась, потом устремила взгляд в нашу сторону. Мы стояли, не шелохнувшись. Заметив нас, девочка с поразительным бесстрашием пошла прямо к нам, остановилась в нескольких ярдах и начала говорить что-то по-китайски, показывая рукой назад, на дом.

— Акира, что она говорит?

— Не понимать. Наверное, она приглашать нас в дом.

— Но какое она может иметь ко всему этому отношение? Ты считаешь, она как-то связана с похитителями? Что она говорит?

— Думаю, она просить помощь.

— Нужно сказать ей, чтобы она держалась подальше, — сказал я, доставая револьвер. — Они могут оказать сопротивление.

— Да, она просить помощь. Говорить: собака ранена. Да, кажется, она сказать: «Собака». Мой китайский не хороший.

Пока мы наблюдали за девочкой, откуда-то из-под кромки ее аккуратно завязанных в хвостики волос начала сочиться тоненькая струйка крови. Сбежав по лбу, она перетекла на щеку. Девочка, казалось, ничего не заметила и снова заговорила, показывая на дом у себя за спиной.