Когда мы были сиротами

В результате у меня скопилась солидная коллекция конторских принадлежностей, которую я хранил в шкафу в комнате для игр: пепельница, подставка для карандашей из слоновой кости, свинцовый груз для бумаг. Однажды, объявив, что у него есть для меня подарок, дядя Филип не смог найти ничего подходящего. Последовала неловкая пауза, потом он вскочил и стал бегать по комнате, бормоча:

— Куда же я его сунул? Где, черт возьми, я его пристроил?

Наконец, вероятно, от отчаяния, он подошел к стене, содрал с неё карту бассейна Янцзы, оторвав при этом уголок, скатал ее в рулон и вручил мне.

Именно в тот день, оставшись вдвоем с дядей Филипом в его кабинете в ожидании отлучившейся куда-то мамы, я и сделал ему свое признание. Он уговорил меня сесть в кресло за его столом, а сам стал бесцельно расхаживать по комнате, как всегда, развлекая меня забавными историями. Обычно в таких случаях ему требовалось несколько минут, чтобы заставить меня смеяться, но в тот раз — это случилось всего через несколько дней после разговора с Акирой — я был в настроении, не располагавшем к веселью. Дядя Филип заметил это и спросил:

— Итак, Вьюрок, что это мы сегодня в таком унынии? Понимая, что это мой шанс, я произнес:

— Дядя Филип, я хотел спросить. Как, по-вашему, человек может стать более настоящим, истинным англичанином?

— Более настоящим англичанином? — Он остановился и посмотрел на меня. Потом с задумчивым видом подошел поближе, придвинул стул и сел напротив. — А почему ты хочешь стать более настоящим англичанином, чем ты есть, Вьюрок?

— Просто я думал… ну, просто мне показалось, что я должен бы.

— Кто тебе сказал, что ты не истинный англичанин?

— Никто, правда, — ответил я и через секунду добавил: — Но мне кажется, что, может быть, мои родители так считают.

— А что ты сам об этом думаешь, Вьюрок? Тебе тоже кажется, что следует стать в большей степени англичанином, чем ты есть?

— Я не знаю, сэр.

— Да, наверное, не знаешь. Ну, что тебе сказать? Разумеется, здесь ты растешь в несколько ином окружении: китайцы, французы, немцы, американцы… Неудивительно, что ты становишься немного «полукровкой». — Он издал короткий смешок и продолжил: — Но в этом нет ничего дурного. Знаешь, что я думаю, Вьюрок? Я полагаю, было бы неплохо, если бы все мальчики с детства впитывали бы в себя всего понемногу. Тогда мы относились бы друг к другу намного лучше. Во всяком случае, было бы меньше войн. О да. Может быть, когда-нибудь все эти конфликты закончатся, и вовсе не благодаря государственным мужам, церквам или организациям, подобным моей. А благодаря тому, что изменятся сами люди. Они станут такими, как ты, Вьюрок. Более смешанными. Так почему бы тебе не быть «полукровкой»? Это вещь здоровая.

— Но если я стану таким, все может… — Я замолчал.

— Все может — что, Вьюрок?

— Ну, как это жалюзи. — Я указал на окно. — Если разорвется шнурок, все может рассыпаться.

Дядя Филип посмотрел туда, куда я указывал, потом встал, подошел к окну и осторожно прикоснулся к жалюзи.

— Все может рассыпаться. Вероятно, ты прав. Думаю, от этого просто так не отмахнешься. Людям нужно чувствовать свою принадлежность к чему-либо. К нации, к расе. Иначе кто знает, что может случиться. Вся наша цивилизация… возможно, она действительно рухнет. И все рассыплется, как ты выразился. — Он вздохнул, словно я только что одолел его в споре. — Значит, ты хочешь стать более настоящим, истинным англичанином. Ну-ну, Вьюрок. И что же нам с этим делать?

— Я хотел спросить, если можно, сэр, если вы не рассердитесь… Я хотел спросить, могу ли я иногда подражать вам?

— Подражать мне?

— Да, сэр. Иногда. Чтобы учиться вести себя так, как подобает настоящему англичанину.

— Это очень лестно для меня, старина. Но не думаешь ли ты, что эта великая честь прежде всего принадлежит твоему отцу? Представлять собой, я бы сказал, истинно английские доблести?

Я отвернулся, и дядя Филип мгновенно понял, что сказал не то. Он вернулся и снова сел напротив меня.

— Послушай, — тихо попросил он, — я скажу тебе, что мы сделаем. Если у тебя будут возникать какие бы то ни было сомнения — любые, если ты будешь сомневаться в том, как поступить, просто приходи ко мне, и мы обо всем поговорим. Мы будем говорить до тех пор, пока тебе все не станет абсолютно ясно. Ну как? Теперь тебе лучше?

— Да, сэр. Думаю, лучше. — Я выдавил улыбку. — Спасибо, сэр.

— Слушай, Вьюрок, ты — сущее маленькое наказание. Тебе это, разумеется, известно. Но в ряду подобных «наказаний» ты — весьма симпатичная особь. Я уверен, твои мама и папа очень, очень гордятся тобой.

— Вы действительно так думаете, сэр?

— Да. Я действительно так думаю. Ну, полегчало?

После этого он снова вскочил и стал расхаживать по комнате. Вернувшись к легкомысленному настроению, он принялся рассказывать какую-то невероятную историю о даме, работающей в соседнем офисе, и вскоре я уже хохотал до колик.