Когда мы падаем

Я толкнула стеклянную дверь и вышла наружу. Меня обдал теплый ветерок, донесся родной плеск воды. Пляж. На несколько секунд я растворилась в пейзаже, но потом снова сосредоточилась на Чжэ Ёне. Стоило мне подойти ближе, я заметила на столе перед ним записную книжку. Дощатый пол скрипнул под моими ногами, и этот звук привлек внимание Чжэ Ёна. Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом, словно я вырвала его из какого-то другого мира.

Он перестал играть, положив ладонь на струны. На его лице возникла дразнящая улыбка.

– Еще вчера хотел сказать, но… милая пижамка.

Я окинула себя взглядом. Белая футболка с надписью «Верь в себя» и мятно-зеленые шорты с фламинго.

– Ты почему здесь?

Он слегка подвинулся, чтобы я могла сесть рядом и ответил:

– Не хотел тебя будить.

– Поверить не могу, ты просто позволил мне спать, хотя я могла вместо этого сидеть тут и слушать, как ты сочиняешь музыку?

– Я уже полчаса как топчусь на хуке. Если бы проблема не была в моей собственной голове, давно с криком убежал бы. Так что я просто хотел уберечь тебя.

Я откинулась на диван и вытянула ноги, подставляя их теплому солнцу.

– Что за хук?

Чжэ Ён задумчиво наклонил голову и негромко запел. Через три секунды я опознала припев к «Don`t stop believing» и чуть не бросилась подпевать.

Чжэ Ён улыбнулся:

– Вот это и есть хук.

– Почему ты играешь только один кусочек? Дальше не придумал?

– Даже знай я, как справиться с этим отрывком, совершенно неясно, что делать дальше с самой песней. – Он отложил гитару и тоже откинулся на диван. Только теперь я заметила, что он тоже все еще в пижаме.

– Ты можешь показать этот кусочек другим ребятам?

Он вздохнул:

– Да.

Я молча встала, сходила за альбомом и карандашом, которые лежали в рюкзаке, и снова села к Чжэ Ёну. Он скептически покосился на мой инструментарий.

– Дописывай песню, а я пока потренируюсь в портретной живописи.

На его щеках появились ямочки.

– Ты планируешь рисовать меня?

– Ну, если хочешь, я могу поискать и другую модель.

– Так нечестно.

– Покажи мне этот пункт правил. – Я с вызовом посмотрела на него. Началась небольшая дуэль в гляделки. Он первым отвел взгляд.

И, пораженный, потянулся за своей гитарой.

– Используй хотя бы мою рабочую сторону.

Он заиграл ту же мелодию. Остановился, начал снова, но на этот раз в другой тональности. Так звучало гораздо тоскливее. Песня постепенно обретала форму, а я старалась единственным доступным мне способом запечатлеть этот момент.

Я пристально разглядывала Чжэ Ёна. Смотрела, как напрягаются его мускулы, когда он перебирает струны. Как он стискивает челюсть, когда ему что-то не нравится. Стоит взять в руки карандаш, и вот я уже с легкостью понимаю язык его тела, интерпретирую каждое движение, он передо мной словно открытая книга.

Незаметно утекали минуты. Солнце поднималось в небе все выше, но я просто не могла заставить себя отложить карандаш. Чжэ Ён, казалось, чувствовал то же самое. Мы оба затерялись в собственных мирах.

Но организм все-таки подал сигнал к перерыву. Громкое урчание в моем животе заглушило переливы гитары. Чжэ Ён зажал правой рукой струны, и музыка тут же смолкла.

– Думаю, тебя слышали даже твои сестры в Чикаго.

– Я не завтракала, – принялась защищаться я, кладя альбом рядом с собой на подушку.

– Что ты хочешь?

– Хм, – задумалась я. – О, знаю! Раньше тут неподалеку была пекарня с лучшими шоколадными круассанами на всем свете. Мы могла бы сходить за ними и…

Я осеклась. На секунду из памяти выветрилось, что за пределами этого домика все только и ждут возможности сфотографировать Чжэ Ёна на свой телефон.

Он положил руку мне на щеку, и я подняла глаза.

– Как насчет раздобыть столько круассанов, сколько получится унести, а я пока найду и соберу все подушки и одеяла, чтобы мы могли позавтракать прямо у воды?

В слабой улыбке на его лице читалось извинение.

– Круассанов будет много. Очень много, – предупредила я.

– У нас целый день, чтобы доесть их.

Больше никаких слов. Я вскочила и потащила его за собой в дом.

Я не соврала. Круассанов получилось и правда много, к тому же я взяла нам две булочки и кусок пирога. К моему возвращению Чжэ Ён уже сидел на пляже. С полными пакетами в руках я спустилась по ступеням с веранды и счастливо вздохнула, зарывшись пальцами ног в теплый песок.

Чжэ Ён забрал у меня один из пакетов, заглянул внутрь и расхохотался:

– Одних круассанов тебе показалось мало?

Я плюхнулась рядом с ним на колени и отобрала пакет обратно.

– Мне удалось взять себя в руки и не унести шоколадный торт целиком.

Ели мы молча. Я наслаждалась теплом и солнцем – в Чикаго с этим бывает туго. Здесь мне легче дышится. Тихий плеск воды смягчает удушливый жар. Было бы здорово намочить ноги, но двигаться слишком лень. Так что вместо этого я со счастливым вздохом легла и прикрыла глаза.

Мне на лицо упала тень, и я посмотрела наверх. Чжэ Ён склонился надо мной и молча смотрел. Из-под его рубашки выскользнула серебряная цепочка. Я потянулась к ней, чтобы рассмотреть поближе сверкающий на солнце красный камень. Взгляд Чжэ Ёна оставался прикован к моей шее. С ночи в музее я носила его подарок, не снимая.