Когда мы перестали понимать мир

Не успел он переступить через порог, как в нос ударил древесный запах. Однако дубовые панели, украшавшие стены, было не разглядеть за сотнями жуков, стрекоз, бабочек, сверчков, пауков, тараканов и светлячков, посаженных на булавки или укрытых стеклянными колпаками, а под стеклом была воссоздана их естественная среда обитания. Посреди этого огромного инсектария за столом сидела мадемуазель Гервиг и смотрела на него как на новый образец своей коллекции. Она выглядела настолько властной, что Шрёдингер на секунду почувствовал себя робким школьником, которого учительница уже заждалась, и сделал глубокий реверанс, а она не смогла сдержать улыбку. Физик заметил, что у нее маленькие зубы со щербинкой между резцами, и лишь тогда увидел ее настоящую – юную девочку. Он устыдился своих фантазий, которые подогревал с той встречи в столовой, схватил стул, и они сразу же начали разбирать задания из вступительного экзамена. Девочка быстро соображала. Удивительно, как ему хорошо с ней, даже несмотря на то, что страсть улеглась. Они провели два часа практически в полной тишине, а как только она решила последнюю задачу, назначили время следующего занятия, и она предложила ему чашку чая. Шрёдингер пил чай, а мадемуазель Гервиг показывала ему свою коллекцию насекомых: отец ловил их, а она расставляла и хранила. Когда она намекнула, что не смеет дольше задерживать его, он понял, что уже стемнело. Шрёдингер простился с ней у порога, сделав точно такой же реверанс, как в начале урока, и хотя мадемуазель Гервиг снова улыбнулась, вернувшись в комнату, Эрвин почувствовал себя набитым дураком.

Он обессилел, но уснуть не мог. Закрывал глаза и видел мадемуазель Гервиг: вот она сидит за столом ссутулившись, морщит нос, проводит кончиком языка по губам. Нехотя встал и собрал с пола листы, которые разбросал прошлым утром. Попробовал разложить их по порядку, но даже это потребовало немало сил. Он никак не мог разобраться, каким образом от одного утверждения пришел к другому. Удалось понять лишь уравнение на последней странице, то, которое идеальным образом описывало движение электрона внутри атома, хотя никакой очевидной связи с предыдущими решениями физик не видел. С ним такое впервые. Вроде сам написал, а что – загадка. Абсурд! Шрёдингер сунул листы внутрь обложки и спрятал в ящик стола. Сдаваться не хотелось, поэтому он взялся за статью, которую начал писать полгода назад, об одном необычном звуковом явлении, которое наблюдал во время войны. После сильного взрыва звуковая волна угасает по мере удаления от источника взрыва. Однако на расстоянии около пятидесяти километров волна вдруг опять набирает силу, возрождается и становится мощнее, чем в начале, как будто в пространстве движется вперед, а во времени – назад. Иногда Шрёдингер слышал, как бьется сердце у того, кто стоит рядом с ним, поэтому такой необъяснимый всплеск тающего звука завораживал его, однако как он ни старался, сосредоточиться на работе больше двадцати минут не мог – мыслями постоянно возвращался к мадемуазель Гервиг. Он опять лег в постель и выпил побольше снотворных таблеток. Ему снились кошмары. В первом огромная волна выбила окна в комнате и затопила всё до самого потолка. Во втором Шрёдингер плавал в штормящем море в нескольких метрах от берега. Он выбился из сил и едва мог удержать нос над водой, но выходить не решался: на берегу его ждала прекрасная женщина, кожа у нее была чернее угля; она танцевала, а у ног лежало тело ее мужа.