Когда мы танцевали на Пирсе

– Ах ты моя хрюшка-повторюшка!

* * *

Той весной мне сравнялось девять, и мама объявила, что устроит настоящий праздник. Прежде мой день рождения не отмечали, а тут вдруг… Словом, мама позволила пригласить друзей, и я, конечно, позвала Джека, Нельсона и Монику. Волновалась я безмерно, дни считала. Тетя Мардж сшила мне платье из тафты – темно-синей в мелкий белый горошек. Никогда у меня не было столь изысканной вещи – ни среди платьев, ни вообще.

Помню, я застыла перед зеркалом, не веря собственным глазам, и тут вошла мама. Остановилась за моей спиной, руки мне на плечи положила. Теперь мы отражались обе, словно на картине, и улыбку мамину я видела в зеркальном стекле.

– Растет моя доченька, – произнесла мама.

– Мне идет платье, мамочка?

– Еще бы. Ты у меня красавица, что снаружи, что в сердечке. Я тобой очень горжусь.

Я обернулась, обняла маму за талию. От нее шел чудесный домашний запах. Я уселась перед зеркалом, и мама занялась моими волосами. Сначала долго-долго расчесывала их. Волосы стали совсем как шелк, кончиками щекотали мне щеки и веки. Потом мама отложила щетку и ладонями отвела волосы от моего лица. Я сомлела, замерла, боясь спугнуть наслаждение. Порой мама, причесывая меня, вся подавалась вперед и губами касалась моего темечка. Руки у нее были очень сильные. И совсем не мягкие. Наоборот – от постоянных уборок, от мытья и натирания полов, от стирки на богачек, вообще от нескончаемой борьбы с чужой грязью мамины руки загрубели, кожа вечно была воспаленная, вокруг ногтей заусенцы. Но, когда мама меня причесывала, все ее мозоли, трещинки и цыпки куда-то девались – по крайней мере, я их не чувствовала. Для меня у мамы была только нежность.

Мама соорудила хвост, повязала синюю бархатную ленточку – все очень аккуратно, чтобы не причинить мне боли. А потом, когда прическа была готова, мамины пальцы пробежались по моей шее, приглаживая волоски, которые не попали в хвост. Мама всегда так делала – это был наш с ней ритуал. И если в такие минуты не видеть ее рук, нипочем не скажешь, что они измучены тяжелой работой. Наоборот – мне казалось, на маме шелковые перчатки.

– Пойду вниз, – сказала мама. – Еще не все к столу готово.

Она ушла, а я снова уставилась в зеркало. Я и правда красивая? Папа говорит, что да. Его послушать, так Морин О’Коннелл – самая хорошенькая девочка в Качельном тупике. Но ведь подобные вещи любой папа говорит своей дочке, разве нет? А мне хотелось, ужасно хотелось быть красивой и нравиться Джеку.

Я сбежала на первый этаж, но ни в кухню, ни в гостиную меня не пустили, а выставили во двор, к тете Мардж и Бренде. Бренда расчертила дорожку мелом и сама с собой играла в классики. Я прислонилась к стене. Бренда допрыгала до меня и говорит:

– А полезли на дерево?

– Ты в уме? Я же испорчу платье!

– Вот бы и мне тоже новое платьице!

– День рождения не у тебя, а у меня.

– А у меня когда будет?

– Расслабься, до твоего дня рождения чертовски далеко.

– Мне исполнится семь, да?

– Верно.

– А платье мне сошьют?

– Почем я знаю?

Бренда сникла, и я ее обняла:

– Конечно, тебе сошьют платье, Бренда. Тетя Мардж постарается. Вот увидишь – это будет самое-пресамое красивое платье на свете.

Бренда осторожно потрогала нежную тафту.

– Не хуже твоего платья, да, Морин?

– Даже лучше.

Бренда улыбнулась и сказала серьезно и чуточку печально:

– Ты настоящая красавица, Морин.

Я потрепала ее по волосам:

– А ты – маленькая зайка.

– Ну и что ж? Зайка так зайка, – согласилась Бренда.

Тут вышел папа:

– Меня, девочки, из собственного дома вытурили. Не знаете почему?

– Потому, папочка, что мама готовит праздник для Морин. У нее сегодня день рождения, а ты, небось, и не знал!

– Серьезно? – Папа скроил удивленную мину.

– Да! Морин исполняется… исполняется… Сколько тебе будет лет, Морин?

– Девять.

– Папочка, Морин нынче девять лет, и в честь нее будет праздник, а когда мне стукнет семь, для меня мамочка тоже устроит праздник, а тетя Мардж сошьет мне чудо какое красивое платье желтого цвета! – выпалила Бренда.

– И когда же случатся все эти восхитительные события? – спросил папа.

– Расслабься, папочка, до них еще чертовски далеко!

Папа взглянул на меня без улыбки и произнес:

– Ты очаровательна, доченька. Прелестна, будто с картинки сошла.

– Спасибо, папа.