Когда мы упали

Я даже не заметила, как ноги сами понесли меня к нему.

– Так ты торгуешь? – прошептала я с отчаянием в голосе.

Остин резко повернул ко мне голову и выпрямился, на лице его мелькнуло виноватое выражение, тут же сменившееся вынужденным безразличием.

– Эльфенок, тебе нужно убираться отсюда… сейчас же, – холодно и весьма агрессивно бросил Остин. Точно так же он вел себя во дворе, когда мы впервые встретились несколько месяцев назад.

Стоя на своем, я скрестила руки на груди и проговорила:

– Я не уйду! – А потом потянула его за рукав куртки. – Ты ведь торгуешь наркотиками, правда? Вот почему тебя нигде не видно.

Остин огляделся вокруг и, схватив меня за руку, затащил в проем в живой изгороди. Мы оказались полностью скрыты из виду.

– Приглуши свой гребаный голос, эльфенок! – громко прошептал он, и обычно красивое лицо его исказилось от гнева.

Я отшатнулась. Я не узнавала стоящего перед собой человека.

– Не смей так со мной разговаривать! – огрызнулась я в ответ и увидела промелькнувшую на его лице тень вины. Подойдя ближе, я вдохнула присущий лишь ему запах дождевой воды и спросила: – Как долго это уже продолжается? Почему ты не поговорил со мной об этом? Почему вообще не сказал мне ни слова?

– Потому что мама умирает, эльфенок! Доживает последние недели, и нам нужны деньги, чтобы за это заплатить! Это… – он похлопал по куртке, там, где с внутренней стороны находился карман, – позволит обеспечить ее лекарствами и необходимым уходом, чтобы она не умерла, захлебнувшись собственной слюной, ведь у нас нет страховки, способной покрыть расходы. Неужели ты не понимаешь? – У меня на глаза навернулись слезы, когда он добавил: – И мне меньше всего хочется слышать твои упреки! Я не звонил тебе, потому что пытаюсь защитить. Мне хочется уберечь вас всех! Боже!

– Остин… – Я замолчала и провела рукой по его щеке. Он тут же закрыл глаза, успокаиваясь от моего прикосновения.

– Эльфенок, пожалуйста. Поверь мне. Я пытаюсь тебя защитить. Даже если ты этого не понимаешь.

Он открыл глаза, и я спросила:

– А ты подумал о футболе? О том, чем рискуешь? – Но Остин лишь невыразительно уставился на меня, и я по-настоящему запаниковала. Никаких эмоций, ни желания бороться, ничего, лишь оцепенение. – Остин! Твой футбол!

Он вздохнул.

– Я больше не могу себе позволить думать о футболе. Я помогу «Тайду» выиграть чемпионат, но сейчас меня волнует лишь мама и ее счета за лекарства, а не гребаная НФЛ!

– Но твоя мама хочет, чтобы ты преуспел в футболе, а Леви…

Остин шагнул ко мне вплотную и положил руки на плечи.

– Леви сейчас лежит в постели, избитый до полусмерти, потому что его заставили ехать на стычку. Ведь я-то решил отвезти тебя домой. Моему четырнадцатилетнему брату порезали ножом живот, потому что я предпочел поехать с тобой, а не исполнить свой долг перед семьей и самому остаться с ними!

Меня затошнило. Леви порезали ножом? И… и…

– Ты жалеешь, что занимался со мной любовью, – прошептала я, и Остин, рассматривавший выложенную кирпичом дорожку, перевел на меня взгляд.

Он вдруг обхватил ладонями мои щеки, и лицо его исказилось.

– Эльфенок, черт… Нет, я не жалею, что занимался с тобой любовью. Как я могу? Просто у меня в голове помутилось. Все очень плохо, и я не знаю, как мне с этим справиться. Я пытаюсь сделать лучше для всех.

Я не могла ничего сказать. Голос в сознании вновь начал безжалостно насмехаться.

«На самом деле он жалеет, Лексингтон. Просто не может сказать тебе это в лицо. Но ты ведь знаешь правду. Ты ему противна».

– Эльфенок! – крикнул Остин, и я взглянула на него. От овладевшей мной паники я едва могла дышать и уже ощущала слабость.

«А ведь ты успешно поедаешь лишь четыреста калорий в день и постоянно тренируешься. Мы побеждаем, Лексингтон. Этот мальчик мешает твоим достижениям. Забудь о нем. Слушай меня. Мы достигнем совершенства».

– Эльфенок! Черт! Посмотри на меня. Не уходи. Не смей сейчас погружаться в себя! Я не смогу справиться еще и с этим! Я стараюсь защитить тебя. Пожалуйста. Пытаюсь устранить любую угрозу.

– Я вызываю у тебя отвращение, – понимающе прошептала я, не обращая внимания на его слова, и на глаза навернулись слезы. – Вот почему ты в последнее время игнорируешь меня. Даже на матче чемпионата на этой неделе ты едва ли смотрел в мою сторону.

– Нет! Я просто пытался разобраться со всей этой дрянью. Игру ведь показывали по телевизору, и Холмчие ее смотрели. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из банды связал меня с тобой. И чтобы во всей этой хрени с торговлей ты превратилась в мишень, Лекс!

– Карилло! Карилло, ты здесь? – послышался приглушенный голос. Ладони Остина, лежавшие на моих щеках, застыли, и он стиснул зубы. Кто-то приближался.

Остин склонился к моему уху.

– Оставайся здесь. Я сейчас вернусь.