Когда мы встретимся снова

— Сначала я решила, что они просто замечательные люди, — Сюзанна улыбнулась. — Казалось, все они, включая совсем еще юную Меган, знают обо всем намного больше меня. По вечерам я просто сидела и слушала, как они говорят о местах, где побывали, о вещах, которые они делали. Но спустя какое-время они начали повторяться, иногда у меня возникало ощущение, что они лгут, и у каждого из них нашлась масса собственных «пунктиков» и заскоков. Шеннон, одна из женщин, которая была немного моложе меня, все время рассказывала о том, как отец насиловал ее, когда она была ребенком. Но потом выяснилось, что она жила в выдуманном мире. Ее воспитали и вырастили бабушка с теткой. Никакого отца у нее не было.

— Тогда, получается, сборище ненормальных? — Стивен вопросительно изогнул бровь.

Сюзанна слабо улыбнулась.

— Ненормальных, неудачников, мечтателей. Парочка мужчин побывала в тюрьме, и единственным, что объединяло нас в тот момент, когда мы бедствовали, был Ройбен, наш так называемый «духовный целитель».

— И когда же вы настолько прозрели? — поинтересовался Стивен.

— Когда он привел в дом новую женщину, — с грустью ответила она. — Когда-то он сказал мне, что мы оба свободны иметь сексуальные отношения с другими и что именно мелочная ревность служит причиной распада «семей», подобных нашей. Но мне такая семья была не нужна, и, кажется, ему тоже. Для меня это стало жутким потрясением.

— Да, в этом я уверен, — сказал Стивен. — Но как там насчет всех остальных? Они тоже думали, что он имел право поступать так, как поступал? Или они симпатизировали вам?

— Они считали все, что он делал, правильным, — произнесла она с оттенком горечи. — Разумеется, я могу их понять. Уж он-то мог заставить людей во всем довериться ему. Он приносил деньги, принимал решения. Понимаете, Ройбен был очень выдержанным человеком и так смотрел на вас, когда вы начинали перечить ему, словно вы были несмышленым ребенком, помочь которому могла только любовь. Он произносил речи во время нашей вечерней трапезы, очаровывал и околдовывал нас, и мы все хотели сделать ему приятное. Думаю, что если бы он приказал нам принять яд, мы бы повиновались. Видите ли, мы свято верили в то, что он делал все исключительно из любви к нам. Мы все были людьми, которые по разным причинам не могли управиться с собственной жизнью. Он же делал это за нас.

— Поэтому вы почувствовали себя оскорбленной, когда он привел новую женщину? — спросил Стивен. — Именно это заставило вас выступить против него?

— Я не выступала против него, — твердо ответила она. — Я просто разочаровалась во всей этой истории. Я начала внимательно присматриваться к тем вещицам, которые мы там мастерили, и прикидывать, сколько Ройбен может за них выручить. Вскоре я поняла, что он зарабатывал на них намного больше того, что возвращалось обратно к нам. Он оказался отнюдь не альтруистом, каким я его себе представляла.

— Вы сказали что-нибудь об этом ему или кому-то еще?

— Нет, я ничего не могла доказать. Он не вел никакой отчетности, он попросту продавал сувениры за наличные, торгуя из своего микроавтобуса, без всяких налогов и всего прочего.

— Итак, когда и почему вы наконец покинули коммуну?

— В самом начале апреля 1993 года. Ройбен уехал, и я ушла, пока его не было, чтобы не устраивать сцен.

Стивен искренне сочувствовал ей: всю свою жизнь она старалась избегать сцен, тогда как, вероятно, ей следовало как раз закричать или топнуть ногой, а не терпеть бесконечно обиды и несправедливости, которые сваливались на нее одна за другой.

— Как же вы жили? У вас остались хоть какие-то деньги?

Она пожала плечами.

— Нет, но я продала кольца матери. Они стоили немного, но этих денег хватило на обратный билет поездом до Бристоля и на то, чтобы снять эту комнатушку в Белль-вю.

Несколько мгновений Стивен раздумывал над услышанным. Он не мог понять, почему в Уэльсе она держалась стойко и сумела понять, что представлял собой Ройбен, а вернувшись в Бристоль, пустилась во все тяжкие.

— Могу я спросить вас, когда вы начали пить? — осторожно спросил он.

— Я никогда не была алкоголичкой, — раздраженно бросила она. — Мне нравится время от времени пропустить рюмочку. И все. Да, вернувшись в Бристоль, я начала пить больше, но только потому, что это как-то помогало притупить боль.

— Тогда можно сказать, что вы впали в депрессию?

— В отчаяние, точнее сказать, — задумчиво протянула она. — У меня не было никого и ничего. Мне нечего было ждать и не на что надеяться, оставалась только боль. Я чувствовала себя выброшенной на помойку. Как-то, когда мне было особенно плохо, я позвонила брату. Разумеется, это было просто глупостью, я могла бы заранее знать, что он будет груб со мной. Когда мои опасения оправдались, мне стало еще хуже.

Стивен почувствовал, как внутри у него поднимается волна гнева, оттого что в обществе не было организации, способной помочь людям, оказавшимся в таком же положении, как и Сюзанна. Им нужно было совершить преступление, чтобы на них наконец-то обратили внимание.