Когда на небе нет звёзд

Я отключился на пару секунд. Меня все еще бьют. Картинка перед глазами размазалась, теперь кажется, что тут нет никаких людей, одни только ноги, полные ярости. Откуда в них столько злости, думать нет сил.

Меня вдруг осенило. Поздновато, но все-таки. Я вспомнил о том, что может мне помочь.

Тяну руку к внутреннему карману пальто. Получил по ней пару раз, но смог вытащить справку. Волшебную справку, созданную для моей защиты. Изо всей силы поднимаю руку вверх и машу бумажкой перед их лицами. Они остановились. Не поняли, что именно я держу. Я хриплю настолько громко, насколько могу: «Я псих». Один из них светит на справку фонариком, чтобы удостовериться. Через секунду все они разбежались.

Облегченно вздыхаю. Применять, какое бы то ни было насилие по отношению к сумасшедьшим строго запрещено в Аквариуме; карается большим штрафом и даже сроком до пяти лет.

Звуки убегающих ног стихли. Снова тишина, сбивающаяся только легким свистом ветра. Я кое-как развернулся и лег на спину. Холодно, все еще ощущается неимоверная боль, но она, словно, осталась где то позади… Не знаю, как это объяснить. Правая рука мертвой хваткой вцепилась в справку. Не могу ее разжать. Или не хочу. Перед глазами темно синее небо и, кажущиеся черными, крыши высоких, четырехэтажных зданий. Золотой цвет звезд смешивается с серым цветом тощих облачков. Небо похоже на одеяло. Наверное, все похоже на одеяло, когда хочется спать… Закапал мелкий дождь. Мне вдруг стало хорошо и легко. Все снова плывет. И я, забывая обо всем на свете, плыву следом.

Я проснулся на жесткой больничной подушке. С головой, наполненной смесью ваты и газировки и телом, полным необычайной легкости. Надо мной склонились два лица. Моя мама, чье красивое лицо, подпортили мешки под глазами. И мэр, чей вид никак не изменился. Темно зеленый пиджак, белая рубашка, и белый галстук. Каштановые волосы зачесаны назад. Небольшие круги под голубыми глазами. Ни единой морщинки на лице, из-за чего не понятно сколько ему лет. Тонкие губы. Широкие скулы. Странные родинки на лбу и подбородке. Сейчас он своим успокаивающим голосом, спросит…

– Как ты себя чувствуешь?

– Наверное, так же, как и выгляжу.

– Мир… – мама прильнула к моему лицу, и стала аккуратно гладить голову.

– Кто это сделал? – спросил мэр.

– Я не помню.

– Не помнишь или не хочешь отвечать?

– Не напирай на него. Не сейчас. – сказала мама.

– Было темно… – пытаюсь ответить я.

– Сколько их было?

– Четверо. – мама продолжает гладить меня, а я не могу оторвать взгляда от ее руки. Я и забыл, как это успокаивает и расслабляет. Будто я снова в детстве.

– Они что-нибудь тебе говорили?

– Я не знаю… я хочу пить.

– Диана, ты нас не оставишь?

– Зачем? – спросила мама.

– Мир хочет пить. Принесешь ему что-нибудь?

– А… Конечно. Я заварю нам чай.

Мама наклонилась ко мне, чтобы поцеловать в лоб, но из-за того, что каждый сантиметр моего лица занимают синяки и ссадины, передумала и просто ушла.

Не успела дверь за мамой, захлопнуться, мэр спросил: – Ты специально снял пальто? Хотел быть избитым?

– Не совсем так… Там был еще крылатый. Я подумал, если им так надо, пусть лучше меня изобьют.

– Почему тебя?

Не представляю, как лучше на это ответить.

– Ты думал, что заслуживаешь избиения? – подсказал мне мэр.

– Нет. Не знаю. Просто… у меня был выбор, стать отбивной или спокойно дойти до дома, а у того, другого крылатого, такого выбора не было.

– Откуда ты знаешь? Может, был?

Я повел плечами.

– А, зачем показал справку? Решил, что с тебя хватит? – мне показалось, что мэр улыбнулся. – В любом случае, мы проверили твои крылья, когда ты был без сознания. Все в порядке. Я уже сообщил полиции. Ты теперь не подозреваемый.

– А, если я нашел способ летать с подрезанными крыльями?

– Тогда бы пришлось полностью их удалить.

– Крылатые после такого долго не живут.

– Гений, что придумал летать с подрезанными крыльями, с легкостью должен справится и с этой задачей, так?

– Вы же понимаете, насколько жутко это звучит?

– Я понимаю, что для тебя не пожалели обезболивающего.

Не знаю почему, я улыбаюсь его словам.

– Тебе нужен отдых. – продолжает мэр. – Полежишь тут недельку другую.

– Зачем? Я полон сил.

– Твои почки, ребра и состояние в целом, так не считают.

Держа в руках кружку с чаем, вернулась мама.

– Что ж, а мне пора бежать.

– Уже? – оставив чай на тумбочке, рядом с моей кроватью, мама подошла к мэру и, держась за изгиб его локтя, поцеловала в губы.

– Пока Диана. А ты, Мир, надеюсь, очень скоро поправишься.

Мэр покинул палату.

Мама села в кресло, размешала сахар в чае и дала отпить мне немного. А потом, она, крепко сжав мою руку и прильнув лицом к подушке, глухо заплакала.

К металлическому привкусу во рту прибавился приторно сладкий вкус чая из столовой. А, к звукам гудящей лампочки, висящей над моей кроватью, мамины всхлипы. Так я и заснул.

Шестая глава

Марк