Когда нам семнадцать

С этого часа жизнь Веньки пошла еще веселей. Встав утром пораньше, он мчался с Верным на прогулку, кормил его из глубокой миски, которую поставила ему сама бабка, и отправлялся в школу. Во второй половине дня все как бы начиналось сначала.

Щенок был чистоплотным, послушным, особенно голосу бабки, и, если бы не куры, поднимавшие при каждом его появлении перед курятником гвалт, в доме Анфисы Петровны царили бы прежний мир и покой. Но, как всегда, неприятности приходят нежданно-негаданно.

Решила как-то Анфиса Петровна заняться сундуком, в котором хранилось ее девичье приданое. В доме запахло нафталином, старыми духами, оставлявшими во рту привкус меди; на спинках венских стульев появились какие-то полотенца, платки, куски материи, а на веревку у печки было вывешено для просушки белое с кружевами подвенечное платье.

Задумавшись, сидела Анфиса Петровна в своем закутке, перебирая хрустальные вазочки, слежавшиеся салфетки… Вдруг ее чуткое ухо уловило злобное рычание. Выйдя на кухню, она посмотрела за печку, охнула и, схватившись за сердце, опустилась на стул. А в это время под кроватью Веньки летели клочьями старинные кружева, трещал по швам и без швов еще крепкий батист. Остатки свадебного наряда щенок затащил на свою подстилку и, довольный, улегся спать. Там его и увидел Венька, когда, вбежав в дом и почуяв что-то недоброе, заглянул под кровать.

Впервые за все время пребывания у бабки Веньке стало искренне жаль ее. Не говоря ни слова, он подбежал к ней, обнял ее седую голову и поцеловал в мокрую щеку.

— Веня, — еле слышно сказала бабка, — убери эту тварь из дому. Я за себя не ручаюсь, Веня…

Венька понимал, что в жизни его наступил решительный момент. Смалодушничай он, отнеси щенка химику, и кто знает, что станет с Верным? Однако недаром же говорится, что не вечно бывает тень, обязательно появится свет. Этим светом явилась мама. Громыхая чемоданами, она шумно вошла и, как была в оленьей дошке, рукавицах, маленькая, румяная, с обветренным от мороза и северных ветров лицом, бросилась к Веньке с бабкой и разрыдалась от счастья…

Две недели в тесном домике на окраинной улице Тобольска шло нескончаемое веселье. Мама рассказывала об интересной экспедиции, восторгалась здоровым видом Веньки, говорила, что он подрос, и беспрерывно обнимала мать.

— А Верный у нас просто изумительный! — сказала однажды мама, любившая собак.

Пес и в самом деле резко изменился к лучшему. Некогда кривые лапы его с шишками на суставах выпрямились, стали стройными, пружинистыми. Уши, напоминавшие в прошлом увядшие капустные листья, поднялись и стояли навостренными уголками, оживляя и без того симпатичную мордочку с умными, доверчивыми глазами. Желтый с розоватым оттенком цвет шерсти переходил в чисто белый на груди, и только хвост, начавший загибаться вверх, по-прежнему оставался рыжим.

«Ну и что ж, что рыжий? Зато кисточка на конце какая!» — утешал себя Венька.

Пришло время возвращаться домой, на Дальний Восток. Маме хотелось лететь самолетом, это было бы быстрее и проще, но Верный ни за что не желал надевать намордник, рычал и кусался, а без намордника собак в самолет не пускали.

Правда, и с посадкой в вагон обошлось негладко. Высокий, тучный проводник, проверявший при входе билеты, тоже потребовал намордник. И только находчивость мамы спасла положение: буквально на ходу поезда она схватила Верного за ошейник и втащила в вагон.

В купе ехали сначала втроем. Потом подсела какая-то женщина. Вскоре ее сменил мужчина. Затем опять ненадолго села женщина. И каждый новый пассажир, узнав о том, что Веньке с матерью предстоит находиться в вагоне еще несколько дней и ночей, выражал свое сочувствие.

Верный, сидя на привязи под столиком у окна, вел себя исключительно корректно: ел, когда ему подавали, бегал с Венькой на прогулки во время остановок, ни на кого не лаял, не огрызался, если не считать одного случая.

Дня через три после отхода поезда из Тобольска в купе вошел проводник вагона, помахивая перед собой веником, дал понять, что он пришел делать уборку. То ли веник явился тому причиной, то ли сам проводник, неповоротливый и злой, но Верный зарычал. Выскочив, он схватил проводника за штанину и вырвал клок.

Все это произошло в одно мгновение, так что ни Венька, ни мама, читавшая книгу, не могли принять никаких мер. А проводник ушел.

Трудно сказать, чем бы кончилась вся эта история: удалением Верного в холодный товарный вагон или вообще снятием всех с поезда, потому что ни Венька, ни мама без своего любимца даже и не мыслили продолжать путь. Но опять выручила находчивость мамы. Извинившись перед проводником, она протянула ему деньги на полную стоимость брюк и сказала, что ничего подобного впредь не случится. Верный был оставлен под столиком у окна.