Когда нам семнадцать

— Я же говорила! — воскликнула Тоня. — А можно про пушку точно узнать, кто ее сделал и какой части она была?

— Вероятно, — ответил Максим Петрович, поглядывая на подошедшего Ковборина. — В архиве, должно быть, сохранились документы, воспоминания.

— Очень может быть, — холодно откликнулся Ковборин. — Только школьникам это ни к чему.

Он стоял позади ребят и точно окаменел, глядя на пушку. Я незаметно придвинулся к нему. Впервые в жизни так близко и не через стекла пенсне я увидел его глаза. Округленные, немигающие, они смотрели безжизненно, дико — мне даже стало страшно. Что с ним?

— Владимир Александрович, — обратился к директору школы улыбающийся Грачев, — не кажется ли вам, что эта пушка может выстрелить?

— Что… что вы сказали? — очнулся Ковборин. — Что вы имеете в виду?

— Многое… Начиная с поисков в архивах, — все так же улыбался наш классный руководитель.

Ковборин, видимо, пришел в себя, поправил пенсне.

— Вам мало недавних дурацких споров, лыжных дуэлей и попыток бежать на Чукотку? Учащийся должен учиться! Завхоз! — крикнул он в сторону школьного гаража. — Убрать на свалку!

Я посмотрел на изменившиеся лица Тони, Игоря, Фили…

Что же делать?

Не знаю, как мне пришла в голову эта счастливая мысль.

— Поручите вывезти пушку мне, — лихо, почти весело сказал я.

Ребята переглянулись.

— Вам? — недоверчиво спросил Ковборин, и я вдруг подумал: «Сейчас латынью обзовет!» — Ну что же, юноша, — усмехнулся Ковборин, — пожалуй, это вам по силам. — Он круто повернулся и пошел к школе.

Что-то обидное скрывалось за последними словами Ковборина, но мне в ту минуту было не до обид.

— Ребята, приходите вечером, поможете! — громко обратился я к товарищам.

— Что ты задумал? — спросила Тоня, когда мы гурьбой пошли в класс.

— Увидишь.

— Улыбнулась пушечка-то! — подмигнул нам Маклаков.

Никто не отозвался на эти слова.

В большую перемену я побежал на завод к Павлу.

Ровно в девять часов вечера за дощатым забором школьного двора раздался протяжный и сиплый гудок грузовика. Филя и Тоня открыли ворота. Сверкнули фары, шум мотора стал яснее и громче.

— Сюда, сюда подкатывай! — крикнул я.

Грузовик подошел вплотную к яблоне, где стояла наша пушка. Щелкнула дверца кабины, и из нее выпрыгнул Василий Лазарев. У меня отлегло от сердца. Все шло так, как задумано.

— Откуда вы? — осведомился у Лазарева Ковборин. Он вышел на шум из своей квартиры при школе.

— С завода. Тут у вас металлолом, говорят, есть.

— Есть, есть, молодой человек!

Вежливо и деловито попросив у Ковборина веревку и доски, Лазарев стал командовать погрузкой. Мы с трудом затащили пушку на площадку грузовика.

— Вася, — приставал к Лазареву-старшему Лазарев-младший, — верно, на переплавку?

— Отстань! — тихонько отозвался Василий.

Пушка наконец была погружена. Филя, я и Вовка прыгнули в кузов. Василий сел рядом с шофером, и грузовик, обдав ребят бензинным перегаром, двинулся к воротам.

— Налево, налево сворачивай! — начальнически крикнул Ковборин.

— Можно и налево, — хитровато отозвался Василий.

Грузовик быстро помчался, петляя по темным улочкам города.

Шли дни. Уже давно над городом пролетели караваны гусей, отгремели далекие охотничьи залпы, и моя длинноствольная бердана снова покоилась за шкафом. В раскрытые настежь окна вползала густая летняя теплынь. Кружа голову, она тянула в поле, на реку…

— Ты, парень, поменьше бы в окошко заглядывал, — покрикивала на меня Зина. — Испытания ведь… За девятый класс.

А я, сидя над учебниками, не в силах был отогнать назойливые думы.

К чувству тревоги — как-то пройдут экзамены! — примешивалось какое-то смутное, безотчетное беспокойство. Наконец я понял из-за чего. Пушка! Спрятав ее, мы как бы бросили негласный вызов директору.

По ночам, когда небо тревожилось заревом лесных пожаров и в окно влетал тягучий запах гари, воображение рисовало самые невероятные картины. Вот о нашей проделке узнает Ковборин и сообщает в уголовный розыск. «Зачем спрятали пушку?» — спросят…

Однажды, когда я чуть не в десятый раз представил себе эту картину, Павел как бы невзначай спросил меня:

— Слышал я, будто ваш Маклаков в гараж ходил.

— В какой гараж?

— Да в наш, заводской. Искал того шофера, что пушку вашу отвозил… К чему бы это?

Вот, вот, начинается…

Чего добивался Маклаков, сказать трудно. Последнее время он неожиданно подобрел и даже разговаривал с Вовкой. Разнюхал? Разузнал про нашу тайну? Может быть, пушки в том месте уже и нет?

Всю ночь я не мог заснуть. Как только пропели петухи и рассвело, я вышел из дому. Утренний холодок бодрил, я ускорил шаг.

Вот знакомая улочка, погруженная в сонливую тишину. В разрыве между домишками — длинный забор, в нем — меченая доска. Стоит ее отвернуть — и открывается нутро сарая, примыкающего вплотную к забору.