Когда нам семнадцать…

«Счастье человека в пользе, приносимой обществу. Нам открыты все дороги…» Это все верно, очень верно, но ведь это лишь общие фразы, восторги. А наше место в жизни? И готовы ли мы к борьбе? Вот Ольга… Она же не сдает экзаменов. Кем хочет стать Чаркина? Почему школа не сумела перевоспитать Маклакова? Я задумался, перечитал написанное, и сочинение мне не понравилось. Нет, не такого слащавого рассказа ждут от выпускника десятого класса. Жизнь — это борьба. И то, что совершится в предстоящие годы, будет завоевано упорным трудом, а может быть, и кровью. И мы, выпускники школы, должны стать беззаветными участниками этой борьбы.

Я заново начал писать сочинение.

Свою работу я сдал одним из последних.

— Лешка! — окликнул меня в коридоре Филипп. — Ты слышал, что наделала наша Милочка?

— Смешное что-нибудь…

— Да нет, наоборот! Она, понимаешь ли, ходила проведать Ольгу!

— Что же тут особенного? — перебил я Романюка.

— Ну как же! Разве ты забыл, как пренебрежительно относилась к ней Ольга? А Мила сумела побороть в себе обиду и пошла к ней. Ты почитай, что пишет Ольга всему классу.

Я вынул из протянутого мне конверта вчетверо сложенный листок, узнал почерк Ольги.

«Милые, дорогие ребята! — писала она. — От всей души спасибо вам. Только теперь я поняла цену вашей суровой и честной дружбы. Вы требовали от меня жить с коллективом, а я сторонилась вас. Я даже отказалась помочь в трудную минуту Милочке. А она, оскорбленная, униженная мною, пришла ко мне. Она долго сидела у моей постели и говорила… Говорила так тепло, сердечно… Вот пишу и плачу и не могу собраться с мыслями. Почему я была так далека от вас? Вы, может быть, уже слышали, что мне пришлось разоблачить своего отчима. Узнав, что он скрывается на квартире Бонч-Борина, я сообщила об этом. Но ведь все это можно было сделать гораздо раньше, если бы я верила вам, своим товарищам. А я поступала, как мне вздумается, сожгла свой дневник, пыталась забыть все, что видела и слышала плохого, и даже разубеждала Алешу. Правда, все было так сложно, запутанно, но почему я боялась заговорить с кем-то из вас? Мне представлялось — подымется шум, разговоры, а я хотела жить спокойно… Ах, какая ошибка! И когда в литейном цехе (помните, на экскурсии?) партизан Зотов обратил внимание на Бойко, заподозрив в нем кого-то, я уже не могла оставаться безразличной…

Ольга.

P. S. Я незаметно для себя написала фамилию „Бонч-Борин“. Не удивляйтесь! Ведь это „наш“ Ковборин. Он служил в том же карательном отряде, которым командовал отчим, а отчим вовсе не Бойко, а поручик Кронбрут!»

Кронбрут? Командир карательного отряда? Это тот, который убил моего отца?

Я долго не мог прийти в себя. Вот оно что! Вот какой выстрел дала наша пушка!

Шефы с завода преподнесли нам подарок: номер «Ленинца», который должен был выйти обычной стенгазетой, они издали, как печатную газету. «Ленинец» вышел перед самым торжественным собранием.

Когда, запыхавшийся, я вбежал в школу, Тоня встретила меня упреком:

— Где ты пропадал?

Я показал ей на пачку газет под мышкой:

— Понимаешь, Тоня, их нужно срочно передать Максиму Петровичу.

— Он на сцене. Но через зал не пройти. Народу полным-полно! Беги с другой стороны коридора.

На сцене, к моему удивлению, горела единственная лампочка. Пахло пихтой. Ребята гремели стульями, расставляя их для президиума.

— Почему здесь так темно? — спросил я суетившегося тут Вовку.

Он загадочно улыбнулся.