Когда настанет время возмездия (СИ)

Столько уверенности, что Алек даже на секунду теряется. Пока не решает, что я в очередной раз вышла его поразвлекать. Он коротко усмехается и даже не сподобится ответить мне, его глаза и так мне говорят: «хочешь проверить?», когда его брови насмешливо выгибаются. Он идёт обратно к открытой дверце, сохраняя ухмылку на губах, словно только что получил на что-то зелёный свет. Я злюсь, — ох, как я злюсь, — наблюдая за безмятежностью его выражения лица, когда он продолжает что-то доставать из машины.

— Я серьёзно, Алек! Ты не берёшь ни Марко, ни Николу, никого-то ещё либо! С ума сошёл? На базу, которую, наверняка, охраняют так же, как и ту, где меня держали. Это самоубийство, Алек! Что, настолько уверен в своей неуязвимости, что сторонняя помощь будет значительно бить по самооценке?

На сей раз слова не вызывают у него усмешку. Я вижу блеск раздражения в его глазах, когда он захлопывает дверь и вновь направляется к багажнику. И он не говорит ни слова.

Я взрываюсь. Даже не знаю, что действует не меня больше всего: растерянность, усталость или злость на Алека, что он продолжает упрямиться, хотя и в глубине уже должен был понять, что сейчас со мной не пройдёт ни один номер, что он мог спокойно использовать раньше, то ли меня просто переполняют сразу все чувства, которые испытывала и испытываю в эту минуту. Нужна пауза. Просто чертова пауза, в которой я смогу на время утонуть и расслабиться, поняв, что всё закончилось.

Но то будет ложью, ничего не закончится само по себе. И от этой дикой беспомощности я злюсь только в тысячи раз сильнее, с Алеком я не собираюсь быть беспомощной. Тем более, проигнорированной.

Я даже не понимаю, когда именно замахиваюсь, чтобы ударить по машине, пока не чувствую жжение от удара о металл. Но и это распаляет меня только больше.

— Черт бы тебя побрал, Алек, — резко и жестко выдаю я, заполучая мгновенно внимание его глаз, смотрящих на меня из-под ресниц. Но я не успокаиваюсь в сию же секунду, на выдохе я выпаливаю ещё больше негодования. — Хватит строить из себя долбанного кретина, думая, что это поможет тебе избежать моих вопросов. Ты будешь мне отвечать, иначе…

На иначе я обрываю нить слов. Иначе что?

Я не могу ничем пригрозить, кроме одного — своей безопасности. Даже слова о расставании для него будут ничем, если он посчитает, что так цель будет оправдывать средства. Плюс, я не хочу быть той, кто пытается манипулировать вместо того, чтобы доказывать, что со мной следует считаться. Поэтому самое разумное — это просто взять себя в руки. Только стопроцентные доводы помогут выглядеть сильной и разумной, а не просто истеричной девушкой.

Алек застывает, явно заинтересованный, что же последует за «иначе». Однако его взгляд уже говорит мне о том, что ждёт он как раз-таки проявления ребячества. Я собираюсь его удивить, отвожу руку от машины, сжимая горящий от удара кулак второй рукой.

— Это небезопасно, Алек, — вот так просто звучат мои слова. — Я не могу допустить, чтобы ты ехал один.

Алек, наконец, сдаётся, хотя спеси серьёзности с тона своего не сбавляет.

— А я не смогу уехать, будучи не уверенным, что за тобой будут хорошо следить, — говорит он, а затем очень сдержано усмехается. — Хотя Марко явно не метит на первое место, кто без труда с тобой справляется.

Это поддевает, меня злит, что со мной вообще надо справляться, словно я безрассудный ребёнок, не способный выйти на улицу без присмотра. Да, у него есть основания, промахами своими я точно не похвастаюсь, но сейчас я не могу с ним соглашаться.

— Тогда я поеду с тобой, — я знаю, какую получу реакцию в ответ, однако говорю абсолютно решительно.

Первую секунду Алек по-настоящему удивлён, он смотрит на меня так, словно не знает, насколько я серьёзна. Поэтому, прежде чем услышу усмешку, повторяю.

— Я поеду с тобой, Алек, если ты не возьмёшь никого из парней.

Он не смеётся, на что я с большой вероятностью рассчитывала. И на что я могла отреагировать, построив из себя оскорбленную. Вместо этого он опускает взгляд вниз, начиная что-то перекладывать. Его вид становится крайне хмурым.

— Услышал, подумал и — нет.

Из меня вырывается тихое рычание, и я почти топаю ногой, но если хочу продолжать показывать себя благоразумной, то мне не следует идти на поводу у эмоций. Я выдерживаю паузу и совершенно категоричным голосом заявляю:

— Я не спрашиваю разрешения, Алек.

Он и секунды не думает, продолжая что-то перекладывать в багажнике.

— Я еду один, и точка.

Больше воздуха, мне требуется намного больше воздуха, чем я вдыхаю, чтобы не зарваться.

— Я не отпущу тебя одного, Алек. А вдруг что-то пойдёт не так, вдруг с тобой что-то случится, — на последнем мой голос ломается, и мне требуются все силы, чтобы не дать слабины.

Он поднимает на меня тёмный взгляд исподлобья, в глазах сверкает неподдельное раздражение, пока он с силой не захлопывает багажник.

— Вот именно поэтому ты и не поедешь со мной.