Когда настанет время возмездия (СИ)

— Сработало? — спрашивает он, чего я совсем не понимаю.

Хмуриться — последнее, что я планировала делать, после такого взрывного поцелуя. Однако именно это и делаю.

— Что?

— Ты больше не злишься, — говорит Алек и снова улыбается.

Только на сей раз победоносно.

Не злюсь? О, любимый, да ты удивишься, в каком я гневе!

— Серьёзно? — возмущаюсь, не веря в услышанное. Чуть толкаю Алека в грудь и тут же отступаю назад. — Ты поцеловал меня только потому что хотел, чтобы я успокоилась?

Но отойти у меня не получается, Алек, точно повторяя моё движение, тут же оказывается рядом, обхватывая мою талию рукой. Его улыбка на губах по-прежнему очень мягкая и манящая. Даже немного добрая, словно он как никогда уверен, что совершил очень благородный поступок. Я упрямлюсь, отворачиваясь от него, но Алек тянет моё лицо обратно, положив большой палец на подбородок.

— Ну же, принцесса, сбавь обороты и перестань быть такой колючей, — призывает он, заглядывая мне в глаза, которыми тут же стреляю в него, стоит нашим взглядам встретиться. — Они твои родители, и это самое нормальное, что они могут делать — заботиться о тебе.

Мне хочется фыркнуть в ответ, но слова Алека не далеки от истины. И хоть я действительно злюсь, разумом понимаю, что такая реакция с их стороны весьма ожидаема. Было бы странно, если бы они отпустили меня, подсказав, с какого хода лучше вторгаться на базу Виктора.

— Я же говорил, что это очень хороший метод, — словно читая мои мысли, заявляет Алек и вскидывает бровями, желая устного подтверждения от меня.

Но я не собираюсь признаваться.

— У нас хороший план, — вместо этого начинаю настаивать я, — и я уверена, что такого от нас точно никто не ждёт.

— А разве я сказал, что наш план плохой?

— А разве помогать маме меня успокоить не говорит о том, что ты на её стороне? — тут же парирую я.

Алек возмущённо кривится, уже собираясь что-то возразить, когда на его лице меняется выражение и оно делается скептическим. Ему, разве что, только не хватает закатить глаза.

— Хотя о чём это я? Переворачивать мои слова — твоё самое любимое занятие.

Звучит так, словно я только это и делаю. Мне очень хочется напомнить, что в последнее время, этим «занятием» страдает он, а не я. Но мы же вроде как пошли на мировую? А значит мне не следует напоминать про главного раздражителя.

К тому же, это сейчас не самое главное. Я хочу понять, на чьей стороне Алек.

— Если ты не согласен с ней, тогда зачем просишь меня уступить?

Он вновь выглядит слегка недовольным, вздёргивая бровь в немом вопросе.

— А разве я просил уступить?

Вот теперь я точно ничего не понимаю.

— Нет, но… — слова я нахожу не сразу, которыми смогу объяснить, с чего именно решила последнее. — Ты просил сбавить обороты, разве это не значит, что ты призываешь согласиться с ней и уехать?

— Абсолютно нет, — отвечает он тут же. — Я просто попросил тебя не злиться на проявление заботы твоими родителями, вот и всё.

Поджав губы, несколько секунд я раздумываю.

— То есть, мы по-прежнему придерживаемся плана?

Алек кивает, и тут я окончательно принимаю поражение в попытке понять, как это всё можно объединить. От стараний всё урезонить голова становится тяжелой. Всё выглядит так, словно я не могу сложить простые «дважды два», когда ответ прямо передо мной.

— Тогда… — пробую подвести итог, но в итоге со вздохом сдаюсь. — Я ничего не понимаю.

Вновь глубоко вздыхаю, немного нервозно, так как уже не могу оставаться спокойной, и качаю головой, взглядом отыскивая место, куда можно было бы присесть. Алек замечает мою суматошность и желание куда-нибудь деть себя, чтобы взять небольшую паузу.

Возможно, он сжалился надо мной, потому что вид у него по-прежнему такой, словно я не осознаю самых простых вещей.

— Просто будет лучше, если ты прекратишь всё воспринимать в штыки и успокоишься, — говорит он, склонив чуть голову, чтобы смотреть мне прямо в глаза, будто хочет, чтобы я не только его слушала, но и слышала. — Не стоит злиться за то, что они хотят тебя оградить от всего этого. Ты никогда не простишь себе, если ваш последний разговор останется ссорой.

Я так ошеломлена его словами, что не могу промолчать.

— Подожди, ты думаешь…

Но Алек не даёт даже озвучить вопрос, сразу качая головой.

— Неважно, что я думаю, — отзывается он. — Но мы собираемся не библиотеку ограбить, а исход нашего плана может закончиться чем угодно. Есть сотни вариантов, и даже такой, что нам действительно, возможно, придётся пропасть. Надолго, — выделяет Алек. — А твои родители будут думать не весть что, и поверь, они всегда будут казнить себя, что не старались убедить тебя лучше. Думать, что смогли бы надавать на тебя сильнее, тем более, твоя вспыльчивая реакция, говорит лишь о том, что ты сама растеряна. А значит, не уверена и готова поддаться.

— Но это не так, — уже намного тише возражаю я почти шёпотом.

Возможно, уже для самой себя. Потому что хоть я и не готова признать, что всё может пойти под откос, временами действительно так и думаю. Вероятно, на самом то деле я спорила и не с мамой, убеждая, что ничего не случится, а с самой собой, не желая принимать правду.