Когда настанет время возмездия

Серьёзно, наверное, это бы выглядело не так же устрашающе, если бы я переспала с Елаем.

Мне хочется заартачиться, но разумная часть меня подсказывает, что лучше этого делать не надо.

Резко вздыхаю, принимая поражение:

— Я засветила свои глаза, — с усилием удерживая голос от раздражительных ноток, признаюсь я.

Наконец, в чертах лица Алека появляется что-то не относящееся к злости, когда он чуть склоняет голову в бок, ожидая объяснений. Едва заметное недоумение.

Вскидываю руки в защитном жесте:

— Это было случайностью. Я просто хотела потанцевать.

Алек переводит по-прежнему пышущий суровостью взгляд на Елая, словно ждёт подтверждения моих слов.

— Я же сказал, недоразумение, — отзывается он, пытаясь выдать ухмылку, которая даже за слабый намёк на неё не сойдёт.

Натянутая и фальшивая, как если бы ему пришлось обманывать жену о вкусном ужине, когда на самом деле есть его невозможно. Всё дело в глазах, они серьёзны и решительно настроены, и Алек не может этого не заметить, чтобы поверить хоть единому нашему слову.

А зря, по сути, он говорит правду, хотя она лишь верхушка айсберга.

— Она что, серьёзно не умеет контролировать свои силы? — слышится голос Николь, которая присоединяется к нам, забрав куртку из машины Елая и накидывая её на плечи, и я даже немного рада, что впервые она заговаривает в нужный момент. У меня теперь хотя бы есть перерыв от взгляда Алека. — То есть мы разрабатываем план, всё хорошо продумываем, а выходит что… — тут она качает головой, и маленькому перемирию приходит конец, потому что упоминание обо мне из её уст звучит слишком презрительно. — Мы берём её с собой, чтобы она решила потанцевать, привлекла к себе внимание, почти стала виновницей конфликта и ещё, — тут эта стерва уже смотрит на меня, изогнув губы в чересчур осуждающей, показной ухмылке, — не выдала себя, а заодно и всех нас.

Вот тут мой рот безмолвно открывается от серьёзного удивления: как она могла это всё видеть, когда была занята совсем другим, пока мне не приходится признать, что натренировал её Марко на все сто девяносто процентов. Но мне не до возмущений, все мысли сосредотачиваются на оправданиях, потому что без них мне уже не спастись от взгляда, которым одаривает меня Алек.

— Я же не думала, что ко мне решит прицепиться какой-то парень, — наспех защищаюсь я, но очень быстро понимаю, что попытка выходит отстойной, когда слышу глубокий, разочарованный вздох Елая. Про Алека даже говорить не хочется, да просто смотреть на него, потому что точно увижу в его глазах разочарование.

Мне приходит на помощь Елай:

— Повторюсь конечно, ну я же уже сказал, что это было недоразумение.

Он перетягивает всё негодование Алека на себя, при этом имеет наглость дерзко усмехаться, что заводит того ещё сильнее.

— И вы решили это скрыть? — хоть в словах и звучит “вы”, обращается он непосредственно к голубоглазому.

Елай безмятежно отмахивается.

— Конфликт исчерпан, глаза никто не заметил, вы справились. О чём тут можно говорить?

И это звучит очень разумно, Алеку ответить нечего: Елай прав, он сам оставил меня в одиночестве. Николь же походу и вовсе без разницы, её главная задача — оставить меня не в лучшем свете — выполнена, а большего ей и не надо. И она не задерживается, чтобы это подтвердить.

— Мальчики, наш заложник вечно спать не будет, — напоминает она, разгоняя ощутимое напряжение между парнями. — Пора везти его на место, пока никто не хватился пропавшего.

Алеку требуется ещё пара секунд, чтобы отвести взгляд от Елая, который на сей раз его не цепляет, а ответно смотрит, красноречиво выражая, что готов принять любой брошенный вызов. Я с облегчением вздыхаю, понимая, что хоть с одной задачей мы справились и никто никого не убил.

Но всё радужно недолго, двинувшись в сторону Доджа, я вдруг понимаю, что кое-что всё-таки пошло не по плану: Виталий в машине Алека, а не Елая. Когда я резко торможу и оглядываю поочередно Алека и Елая, знаю, что они оба тоже уже это осознают.

— Мы не можем поехать с ним к моим родителям, — это даже не констатация факта, скорее, обречённое принятие.

Лицо Алека каменная маска, хотя его кадык поднимается и опускается, когда ему приходится принять следующее решение.

— Ты поедешь с Елаем, — звучит почти как рычание.

Глаза упорно избегают моих, глядят на землю, в сторону, куда-то вдаль, но только не на меня, и я чувствую, как зарождается пагубное, отвратительное чувство разочарования. Или даже чего-то большего.

— Я приеду сразу, как только смогу, уверен, ты даже не закончишь ещё разговаривать с родителями, — продолжает он, но меня не покидает ощущение, что дело абсолютно в другом.

Однако…

— Хорошо, — легко соглашаюсь я и смотрю на Елая, ожидая от него реакции.