– Конечно. Думаешь, мне нравится моя нынешняя жизнь, нынешняя… я? Которая боится совершить очередную ошибку? Или снова сделать кому-то больно? Сделать больно тебе?
– Давай исключим меня из уравнения – впрочем, ты это уже сделала. Я просто прошу тебя подумать, что ты делаешь и почему. Твоя поездка кажется весьма спонтанным решением. Ты думала, что будешь делать, когда приедешь? Что ей скажешь, если найдешь?
– Не представляю.
– Возможно, ты переоцениваешь свою готовность. – Его голос смягчился, утратив колкость.
– Если я не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда.
– Слушай, Кристи-Линн, я понимаю, ты хочешь разобраться во всем сама, и, возможно, ты права, но я уже говорил тебе: я готов подождать. Это не изменилось.
Кристи-Линн закрыла глаза. Она ненавидела собственные слова:
– А я говорила, что не стою ожидания. Это тоже не изменилось.
– Кристи-Линн…
– У меня слишком много «
– И я за одной из них?
– Да, – мягко сказала она. – Прости.
– Мы увидимся, когда ты вернешься?
Кристи-Линн сглотнула огромный ком, вставший в горле. Она пыталась действовать правильно, но Уэйд усложнял задачу. Нужно донести до него: их отношения – плохая идея.
– Свитвотер – маленький город, – наконец сказала Кристи-Линн. – Мы обречены на встречу.
– Верно.
– Уэйд…
– Не волнуйся. Я понял. Удачи с мамой.
Закончив разговор, Кристи-Линн почувствовала странную пустоту, будто сожгла мост, по которому надеялась пройти в будущем. Она попыталась прогнать это ощущение, завела машину и вернулась на трассу, уверяя себя, что так будет лучше. В ее сердце просто не осталось места для новой боли.
Сорок пять
Жилой комплекс «Дикси Корт» оказался не настолько ужасен, как представляла Кристи-Линн, но близко к тому. Голая земля без деревьев создавала атмосферу запустения, словно много лет назад сюда упала бомба и место так до конца и не восстановили, а квадратные и приземистые кирпичные дома напоминали тюрьму. Из-за воскресного дня парковка была почти забита – преимущественно старыми ржавеющими машинами. В дальнем конце виднелся переполненный мусорный контейнер, над которым вился рой мух, жадно жужжащих на августовской жаре.
Замедлив скорость, Кристи-Линн поехала вдоль грязных входных дверей, пока не нашла номер тринадцать. Откуда-то сверху звучала песня кантри-певца Блейка Шелтона. Кристи-Линн пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы не завести машину и не уехать.
Маленькая босая девочка в грязном платье молча наблюдала за Кристи-Линн, когда она подошла к двери и постучала. Окна были открыты, занавески завязаны в узлы, открывая путь для вязкого летнего воздуха. Кристи-Линн попыталась заглянуть внутрь, но ничего не увидела. На полную громкость работал телевизор – старые выпуски «Мэтлока». Она постучала снова, на этот раз громче.
Через несколько секунд дверь приоткрылась. На Кристи-Линн пристально посмотрели внимательные глаза.
– Да?
На мгновение она растерялась от роя разрозненных воспоминаний, возрожденных звуками хриплого, прокуренного голоса и встревоженным взглядом. Ее мать открывала так дверь, когда наступало время платить за жилье или отдавать долги кому-то из дилеров.
– Мама?
Дверь приоткрылась еще на несколько сантиметров.
– Кристи-Линн?
Сперва Кристи-Линн заметила шрам – сморщенную розовую полосу от правого глаза до уголка рта, из-за которой верхняя губа растягивалась в постоянной полуулыбке. Кристи-Линн понадобилась вся сила воли, чтобы не сделать шаг назад.
– Да, мама, это я.
Дверь окончательно открылась, и Кристи-Линн окутала вонь застоявшегося табачного дыма.
– Господи, что…
– Я приехала тебя проведать.
– Зачем?
Кристи-Линн посмотрела на мать, обескураженная вопросом, но ответа у нее не было.
– Честно говоря, не знаю.
– Ты приехала из Мэна без причины?
– Я теперь живу в Вирджинии. Ты меня пустишь?
Похоже, Шарлен всерьез задумалась, но в конце концов открыла дверь и отошла в сторону. Глаза Кристи-Линн не сразу привыкли к полумраку, но постепенно она рассмотрела маленькую гостиную, еще более крошечную кухню и обеденный уголок. Старая разношерстная мебель, диван, накрытый выцветшим оранжевым покрывалом. Возле окна висел вентилятор, гоняя по тесному помещению липкий воздух.
В переполненной стеклянной пепельнице дымилась сигарета. Шарлен прошла мимо Кристи-Линн, потушила окурок, смахнула со стола пивную банку и выключила телевизор. Взгляд матери тревожно метался, словно она рассматривала обстановку глазами своей дочери, и на одно ужасное мгновение Кристи-Линн вспомнила день, когда она привела домой бедную Линду Нили.
– Я как раз сделала чай, – неловко пробормотала Шарлен. – Сейчас налью.
Кристи-Линн последовала за ней на кухню, где пахло пивом и испорченной едой. Кристи-Линн старалась не считать пустые банки из-под пива, лежащие в раковине вперемешку со вчерашней посудой. Девять банок.