Когда наступит тьма

– Это невероятно, невероятно… – тихо повторяла изрядно постаревшая Эрминия, хватаясь за дверь, чтобы хоть как-то удержаться на ногах. Раскрыв рот, она глядела на мужчину, который стоял на пороге, не решаясь войти.

– Что невероятно? – пробасил громкий голос из глубины квартиры.

– Клавдий… – чуть слышно пробормотала женщина, не веря своим глазам.

– Мне кажется, я оставил бобы на плите.

– Как? – в полуобморочном состоянии спросила Эрминия.

– Мне очень жаль. Всю кухню, наверное, закоптил.

– Да это, никак, Клавдий?! – вскричал обладатель громкого баса, подходя к двери.

– Можно я пройду? – Профессор продолжал делать вид, что не замечает крикуна, но шагнуть вперед не решался.

– Разумеется, – ответил игнорируемый им субъект. – Но откуда же… – И, обращаясь к Эрминии, продолжил: – Ведь это же Клавдий, собственной персоной?

– Ох, что-то мне нехорошо, – проговорила Эрминия по пути к дивану, куда она, видимо, направлялась, чтобы поскорее присесть.

– Сколько же времени прошло с тех пор?.. – спросил он, входя в гостиную, обстановка которой показалась ему совершенно изменившейся. «Крестьянки» на стене уже не было.

– Сколько же времени прошло с каких пор? – спросила Эрминия, садясь на старый диван, потирая руки и все еще не веря собственным глазам.

– С той поры как… Даже не знаю. С тех пор как… Нет-нет, не так: с тех пор, как меня нет. – Он указал на нее. – Ты изменилась.

Тут он решил зайти к себе в кабинет, находившийся возле столовой. И уже на пороге его пронзила боль: и письменный стол, и все его любимые бумаги куда-то подевались, а на месте книжных полок были наклеены кошмарные обои, как будто для кого-то стало насущной необходимостью стереть с лица земли все следы его жизни. Он почувствовал, что мужчина в некотором смятении положил ему руку на плечо.

– Дело в том, что мы… В этой комнате…

– Вы тут живете?

Он вышел из кабинета, не дожидаясь ответа. Сидящая Эрминия в ужасе смотрела на него.

– Нужно об этом сообщить… – наконец решилась она.

– Кому? – спросил Клавдий с прохладным любопытством.

– Не знаю. Доктору Грау. Правда же?

– Да, прекрасная мысль, – одобрил мужчина и трусливо ретировался из гостиной.

Эрминия не находила в себе мужества сказать, пора бы тебе знать, Клавдий, что мертвые домой не возвращаются. Ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она упрекает его в том, что устроила ему невероятно дорогие, но самое главное, трогательные, ужасно трогательные похороны. Она пыталась сдержаться и не рассказывать ему, как молилась всем богам, чтобы те дали ему приют, и Всевышнему, чтобы Он упокоил его душу. Ей было неловко упоминать о том, как она безутешно рыдала, чувствуя себя виноватой; как плакала она от ярости, от горя, от безысходности, от мысли о том, что все могло быть иначе, и корила себя за то, что оставила его в тот день одного, и… Но прежде всего, хотя, как все живые, она этого и не понимала, она думала, ну и зачем же мне теперь эти бессмысленные слезы?

– Почему вы так… – проговорил Клавдий, глядя на жену. И мотнул головой в сторону коридора: – Что это вообще за тип?

Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Клавдий никогда не видел, чтобы она плакала так горько.

– Что здесь стряслось, вы можете мне объяснить?

– Это невероятно.

– Слушай, давай-ка объясни мне, или…

– Ты умер десять лет назад, Клавдий, – сказала она, достав из кармана платочек. – Десять лет назад.

Тут-то и ему пришлось присесть на диван.

– Умер? Десять лет назад? – Он сухо отмахнулся. – Ты с ума сошла.

– Сегодня годовщина, десять лет.

– Ерунда.

– Сегодня исполняется десять лет со дня твоей смерти, Клавдий. Все эти десять лет я поминала тебя каждый год.

– И от чего же я умер, если не секрет? – с легкой, почти заметной насмешкой осведомился он.

– От чего? – она уставилась в пустоту, как будто собиралась проткнуть взглядом стену. – Разве ты не знаешь?

– Послушай, Эрминия… Раз уж я сижу с тобой рядом, это доказывает, что я не умирал!

– Доктор Грау будет здесь с минуты на минуту, – пробасил мужчина, входя в гостиную.

Отрешенным, дрожащим голосом, переполненным накопившимся горем, Эрминия с оттенком негодования сказала, ты выбросился из окна, Клавдий. Неизвестно почему, ты никогда не говорил мне, что…

Она подавила рыдание и высморкалась. Потом поглядела ему в глаза и продолжала:

– Ты никогда ничего не говорил… – Она замотала головой. – Откуда же мне знать! Господи, это просто невыносимо.

– Пощупай меня, – сказал он, протягивая руку. – Потрогай. Ну же!

Она замерла, крепко сжимая платок, и протянула руку. Тремя холодными тонкими пальцами притронулась к запястью Клавдия.

– Ну что, убедилась? Никакой я не призрак.

– Прошло десять лет. И ты ничуть не изменился.

– Вот видишь? Я живой!

– Но ведь я-то постарела! Ты не заметил?

– Заметил. И вправду постарела. Не пойму, что за штука.

– Эрминия не лжет. Вы выбросились из окна, а я давал показания на суде, – вмешался бас.

– Какие показания?

– Поймите меня правильно, бедняжке Эрминии только этого не хватало, и я должен был ей помочь…

– Но показания-то о чем?

– О том, что вы и есть вы. С размозженной головой и переломанными ногами, но все же вы.