Доктор усмехнулся и, отпивая из чашечки, сказал, может, тот водитель автобуса?
Маури молчал. Доктор Тарда улыбнулся и добавил, это же надо, какой ты сообразительный парень. Сядь, посиди. Можно с тобой на «ты», правда?
Маури сел, совершенно разбитый. Доктору это, похоже, понравилось. Вкрадчивым голосом он спросил, когда же ты собираешься мне заплатить?
– Я же сказал, что денег у меня нет. И не будет.
– Я заявлю на тебя в полицию.
– И погубите нас обоих.
– Нет. Ты что, решил, что я болван? Я все как следует продумал.
– Я тоже.
– Ну-ну.
– Не сомневайтесь. И к тому же, почтенный доктор, ваш яд, очевидно, вполне может быть обнаружен: вы меня обманули.
– Уверяю, никто из твоих жертв – ни люди, ни собаки – особенно не мучились и даже не подозревали, что умирают.
– Зато полиция подозревает, что произошло таинственное отравление.
– Полиция, полиция… – И он решительно добавил: – Через час я тебя им выдам. Даю тебе час, чтобы добыть деньги и мне заплатить.
Маури вскочил, будто эти слова его подтолкнули. Но к дверям не пошел.
– Давай-ка пошевеливайся, время не ждет. Я дал тебе час, а ты уже потратил полминуты.
– Вам самому осталось только полминуты.
– Да ну?
Маури указал на полупустую чашку доктора и помахал рукой на прощание. Выходя в прихожую, он обернулся и снова указал на чашечку:
– Действует он и вправду очень быстро, этого у него, гада, не отнимешь.
Он вышел из столовой, но, ухмыляясь, опять вернулся и добавил: «Меня не запугаешь, дорогой мой, не на того напал». Потом улыбнулся, глядя на истощенное лицо доктора и на его снова седую и немного растрепанную шевелюру. И послал ему воздушный поцелуй.
Внизу у выхода он переборол в себе ужас от мысли, что по всему дому остались его мокрые следы, закрыл за собой дверь и нырнул под дождь в переулке, пьяный от восторга. Но все-таки решил, что впредь следует быть осторожнее и оставлять между жертвами больше времени. Больше времени на чтение и на творчество, подумал он. И больше времени на то, чтобы в следующий раз сделать достойный случайный выбор. Быть человеческой судьбой – это тебе не шутки.
Эриберт Бауса, стоя посреди кабинета, сделал вид, что не заметил протянутую Сантигой руку, и указал на коллегу, встававшего со стула возле круглого стола:
– Корица, редактор отдела прозы.
– Очень рад. Ну, что скажете?
– Не торопитесь, не торопитесь, – сказал Корица, пожимая ему руку.
Все трое уселись вокруг стола. Садясь, Сантига огляделся, как будто ему хотелось запомнить тот момент, когда он наконец оказался в кабинете Эриберта Бауса. Тот кивнул Корице, как бы приглашая его заговорить.
Корица, не глядя Сантиге в глаза, начал говорить, как бы машинально, как будто тысячу раз это говорил, что его книга выйдет в коллекции «Зорька».
– Отлично, – с удивлением и радостью сказал Сантига.
– Номер сто пятьдесят.
– Не люблю круглые цифры.
– Что ж, придется с этим смириться, – мстительно ввернул Бауса.
– Хорошо, хорошо. Молчу. – Он оживился. – Кстати, я кое-что улучшил. У главного героя появилась возможность отравить еще двоих.
– Мне этого как раз и не хватало, – заинтересовался Бауса. – Это больше соответствует его расстроенному воображению.
– Я так и знал! – в восторге вскричал Сантига.
– Но есть одна загвоздка, – перебил Корица, глядя ему в глаза.
– Какая? – насторожился Сантига.
– Название.
– А что с ним такое, с моим названием?
– Плохое оно. И непонятное. «Руки…» – Он поглядел на лежащий на столе экземпляр. – «Паука».
– «Маука». И непонятно оно лишь невеждам. Название должно быть именно такое.
– Вы что, меня не слышали? Оно нам не подходит.
– Название я менять не позволю.
Корица встал и, словно робот, не отрывая глаз от стола, сказал, что раз уж так, то наша встреча подходит к концу. Нельзя сказать, что познакомиться было особенно приятно.
– Как? Но ведь…
Бауса тоже встал.
– Сантига, мы сделали все, что могли. Но если ты не хочешь, чтобы книга вышла…
– Хочу, конечно! – ответил тот, не вставая. – Я просто объясняю, что название – дело святое.
– Для издателя нет ничего святого, – провозгласил Бауса голосом оракула.
– Вы что, надо мной издеваетесь?
– Нет, мы пытаемся улучшить качество товара.
– Товара? – Сантига вскочил вне себя. – Моя повесть никакой не товар! Это произведение искусства!
– Хорошо, – примирительно сказал Корица, как бы уступая. – Но название никуда не годится.
– Мать вашу…
Все трое стояли вокруг стола, и воздух можно было резать ножом. По прошествии бесконечных тридцати секунд, похожих на те, что выдались доктору Тарда перед смертью, Сантига обреченно сел на стул.
– Какое же вы предлагаете название?
Мужчины переглянулись. Наступило неловкое молчание. Они стали рассаживаться, чтобы выиграть время.
– «Износ», – сказал Корица.
И снова тишина; еще тридцать предсмертных докторских секунд, а Сантига все повторял про себя: износ, износ, износ… Износ?
– А почему же износ? – спросил он, теперь переводя взгляд с одного на другого.
– Для меня это очевидно, – ответил Корица.
– А для меня нет. Какое отношение имеет износ к производству молочных продуктов?
– Ну как, прямое, явное. Коровы и все прочее, так ведь?