Когда наступит вчера

– Я, видите ли, в научных трудах своих занимаюсь гибридизацией. Вот, скажем, грифон – это гибрид орла и льва. Но есть обычные грифоны, где первая и вторая природы выражены пятьдесят на пятьдесят. А вот ваш образец – типичный леогриф. От орла у него лишь голова и крылья. Есть еще иппогриф – помесь орла и коня. Ну, да мало ли! Одни полканы, скажем, чего стоят! Большая, знаете ли, научная проблема!

– Ну, эти, насколько мне известно, населяют только остров Алатырь?

– По древним сказаниям здешних мест, – торжественно поднял указательный палец дю Ремар, – в прежние времена полканы всё побережье в страхе держали. Однако, с позволения сказать, науке куда интереснее другое: что повлияло на столь разнородных животных и предопределило такое резкое и неправомерное изменение их облика. Чтобы докопаться до истины, – торжественно вещал магистр, норовя утащить за собой следственную группу в дебри противоестествознания, – задумал я дерзкий опыт: скрестить между собой ужа и ежа. Если замысел мой удастся, и для науки неоценимая польза будет, и для дела всяко сгодится. К примеру, можно шкурками ежужей поля от диких зверей огораживать. Они-то небось колючими будут… шкурки-то.

– Да-а-а, – протянул я, ввязываясь в игру. – Исключительно ценное изобретение! Ну а Фуцик на что здесь сгодиться мог?

– Я желал бы с ним посоветоваться по некоторым магическим аспектам проблемы. Не исключено, что в вопросе о появлении гибридов мы имеем дело с проявлением волшебных сил. Я бы даже сказал, магических аномалий. – Дю Ремар глубокомысленно уставился на ползущую осеннюю муху и, насладившись зрелищем, весомо завершил: – Таким вот образом.

– Это че, – не удержался от вопроса Злой Бодун, – типа мурлюкской Девы Железной Воли?

– Видите ли, досточтимый вьюноша. – В научном раже местный криптозоолог несколько утратил интерес к нам как представителям следствия или, вернее, старательно делал вид этакого рассеянного научного светила, не запятнанного мирской суетой. – Все деяния упомянутой вами Девы Железной Воли направлены, быть может, во вред тем существам, коих они непосредственно касались, но всё же для пользы собственного народа. Что же касается грифонов или, скажем, например, птицы-небылицы – кому от них польза? Однако же откуда-то диковинные существа взялись?

– Н-да! Эта загадка выше моего разумения. – Я немного помолчал, пристально глядя на высокоученого лектора: – Что ж, если ваших изысканий простым смертным, вроде нас, не понять, вернемся к тому, что достаточно ясно и вам, и мне. Нехорошая ситуация выходит: светоч знаний, не сегодня-завтра буквально член Ареопага Посвященных – и вдруг на тебе! Разбойничья банда батьки Соловья!..

– Но я же уже имел честь доложить вам, что был жестоко обманут и не ведал истинных целей собравшихся в этих стенах людей! Впрочем, – дю Ремар тяжело вздохнул, – признаюсь честно, они мне никогда не нравились. Три десятка здоровенных мужиков, живущих в лесу без дела…

– Т… – попытался было перебить ученого Злой Бодун, но, увидев мой сжатый кулак, осекся. – Т-так это… Вы б в натуре в воротах благим матом не орали – я б вас и не приложил. А так я, конечно, по жизни, извиняюсь.

– Да-да, несомненно, – любезно кивнул милостивый деятель науки. – Мы ж для того сговорились с Фуциком, что я буду вызывать его из замка, чтобы обсуждать все насущные вопросы, гуляя в тиши, под кронами леса.

– Ну, вы уж нас, ради Нычки-то, простите. – Я свесил повинную голову на грудь. – Ошибочка вышла! Со всяким случиться может. Вы теперь всё нам растолковали, так что, по всему выходит, держать вас смысла нет. Утром, стало быть, и отпустим. Ночью здесь небезопасно, недобитые остатки банды еще озоруют. Но ничего, мы и до них доберемся! А на ночь, ежели желаете, я велю поместить вас рядом с Фуциком. И он рад будет, и вы его магические советы получите. Я препоны на пути великой науки ставить не намерен.

– Клин! – попытался вмешаться Вадюня.

– Стало быть, так и поступим, – резко заглушил его я. – Сейчас же распоряжусь, чтобы всё для вас устроили.

Явившийся на мой зов урядник с нескрываемым удивлением выслушал приказ, но, свято веруя в непогрешимость руководства, постарался не подавать виду.

– Накормите господина ученого! Да не скупитесь! Как мы тут выяснили, он ни в чем не виновен, и завтра же поутру он вновь обретет свободу.

Каблуки Вавилы Несусветовича вновь щелкнули, и он отворил дверь, пропуская вперед себя обретшего покой магистра.

– Глаз с него не спускать! – тихо, одними губами, прошептал я, лишь только дю Ремар скрылся из виду. – Пропадет – головой ответишь!

Шаги на лестнице были еще слышны, когда временно заткнутый фонтан Вадюниного красноречия прорвало с удвоенной силой:

– Клин, ну ты в натуре! Ты че?! Этот фурункул нас с тобой за лохов держит! Он же конкретно по ушам трет, а ты ни фига его базар не фильтруешь!

– Тише, тише. – Я приложил палец к губам. – Меньше эмоций! Больной скорее жив, чем мертв. Конечно же, наш пациент наивно считает, что ему удалось обмануть следствие. Пусть считает. Но кое в чем он уже банально прокололся.