Когда не стало Эмили

Когда я впервые догадался о маневрах Миллисент и заметил круглосуточную слежку? Да почти сразу же. Ума и наблюдательности мне не занимать. Что она задумала? Наверное, довести меня до такого состояния, чтобы я не выдержал и сознался в убийстве Эмили. Откровенно говоря, схема была сомнительной. Но я знал о происках Миллисент, и приключение захватило меня. Представление затеяла она, но это я привел ее к овражку. Были мгновения, когда я думал, что переигрываю: например, вытирая несуществующую испарину или преследуя призрачную женщину в лиловом платье. Но, с другой стороны, я считал, что именно таких действий от меня и ожидали, и не хотел разочаровывать своих соглядатаев. Подготовительные походы к овражку тоже должны были внести свою лепту. А прогулка туда прошлой ночью с лопатой на плече просто не могла не собрать многочисленную толпу сутки спустя. Кроме самой Миллисент, я насчитал аж восемнадцать свидетелей.

Я размышлял, что выбрать: клевету распускание слухов, злонамеренный сговор, незаконный арест? Может быть, и еще что-то. Я буду грозить Миллисент судебным иском на немыслимую сумму. Так теперь принято или не так? Двадцать миллионов? Впрочем, сумма не имеет значения, поскольку едва ли дело дойдет до суда. Нет, Миллисент побоится слухов и не допустит, чтобы весь мир узнал, какой дурой она себя выставила. Кузина не захочет оказаться посмешищем в своем кругу и, конечно, попытается все замять. Несколько долларов здесь, несколько долларов там, и молчание свидетелей будет куплено. Но ведь не всех восемнадцати — на это глупо даже надеяться. Зато, когда слухи поползут, она сумеет извлечь из них выгоду, если главный участник игры примет ее сторону и начнет отрицать, что вся эта история вообще имела место. И я сделаю это для Миллисент. На выгодных условиях. На очень выгодных.

В субботу у меня зазвонил телефон.

— Это Эмили. Я возвращаюсь домой, мой милый!

— Прекрасно!

— Кто-нибудь по мне соскучился?

— Ты даже не представляешь!

— Ты никому не говорил, где я пропадала эти четыре недели? Особенно Миллисент?

— Особенно ей.

— А что ты ей сказал?

— Что ты у подруги в Сан-Франциско.

— О, дорогой! Я никого не знаю в Сан-Франциско! Как ты думаешь, она что-то подозревает?

— Может быть, совсем чуть-чуть.

— Миллисент считает меня безвольной, но ошибается! Однако мне не хотелось бы, чтобы она надо мной смеялась, если я не выдержу. Конечно, уехать в оздоровительный лагерь было не совсем честно. Но там нет соблазнов, потому что рацион строго нормируется. И все же я выдержала: ведь при желании я могла вернуться домой в любое время.

— Я восторгаюсь твоей силой воли, Эмили.

— Я сбросила семнадцать килограммов, Альберт! И уже не наберу их. Могу поспорить, я стала такой же изящной, какой была твоя Синтия.

Я это предвидел, но ей было совершенно незачем сравнивать себя с моей первой женой. Они совершенно разные, и для каждой из них в моем сердце отдельный уголок, Бедная Синтия! Она сама захотела в одиночку плыть на этом утлом суденышке. А я тогда сидел в яхт-клубе, потягивал мартини и глазел в окно на холодную серую бухту. В тот пасмурный день только лодка Синтии и была на воде. Неожиданно налетел порыв ветра. Я видел, как лодка опрокинулась, и Синтию выбросило за борт. Я тотчас поднял тревогу. Но, когда мы добрались до места крушения, было уже поздно.

— Мне придется поменять весь свой гардероб. Как ты думаешь, Альберт, мы сумеем это осилить? — спросила Эмили.

— Теперь сумеем. И не только это.